— Я не знаю, — в каком-то смятении ответила она.
Он взял её за руки и, глядя ей прямо в глаза с преданностью, которая поразила её, произнес:
— Моя любовь не причинит вам вреда. И я скорее лишу себя жизни, чем заставлю вас страдать!
— Я боюсь другого, — призналась она.
— Чего же?
— Я боюсь наделать ошибок, которые потом невозможно будет исправить; боюсь причинить вред окружающим и, в первую очередь, вам; боюсь за свою репутацию, за свое спокойствие; боюсь любых негативных последствий! Это ужасно — быть во власти своих страхов!
— Позвольте мне разделить ваши страхи, — искренне предложил Владимир, — позвольте поддержать вас своей уверенной рукой, позвольте оградить вас от них своим плечом.
Она ничего не ответила. Какое-то время она молчала, словно собиралась со словами, затем ровным голосом произнесла:
— В жизни мне хватило ошибок, а ещё более хватило последствий этих ошибок. Однажды в моей жизни промелькнул один мужчина. Именно промелькнул. Даже не был какое-то время, а промелькнул. Промелькнул подобно призраку. И в этом моя вина! Если бы я не совершила один опрометчивый шаг, необдуманный поступок, в моей жизни все было бы по-другому! И наверняка не было бы этого ненавистного брака!
— Вы любили его? — спросил Владимир.
— Вряд ли это можно назвать любовью, — ответила она, упорно придерживаясь своего мнения, что она никогда не испытывала настоящую любовь к мужчине. — Скорее это было наваждение, погоня за иллюзией. Долгое время его образ царствовал в моей душе, как прекрасная, романтичная сказка, выдуманная мной. Он был моим героем и моим возлюбленным, но в действительности его просто не существовало. Нет, конечно же, реально он существовал, но все его прекрасные качества были лишь плодом моего воображения.
— В таком случае, Елизавета Алексеевна, о чем вы сожалеете? Какова возможность того, что этот мужчина в действительности оказался бы похожим на выдуманный вами образ? Ведь он всего лишь промелькнул, и вы его совсем не знали. Быть может, Господь намеренно не дал вам возможности хорошо узнать его, дабы оградить от нового разочарования?
Елизавета покачала головой, как бы говоря: «Вы не понимаете, все гораздо сложнее!»
— Вы сожалеете о том, что могло бы быть, а не о том, что было, сделал вывод Владимир. — Вы обвиняете себя в том, что вам неподвластно. Только во власти Бога — распоряжаться человеческими судьбами. Кстати, это ваша же мудрость! Освободите свою душу от страхов. Освободите в вашем сердце место для моей любви.
От его слов ей стало легче. Страхи отошли в сторону. Однако какой-то непонятный груз все же лежал у неё на душе.
— Едва в моей душе зарождалось какое-то чувство, как оно сразу же погибало, не получив своего развития, — призналась она. — Где уверенность, что это чувство не погибнет и теперь?
— Елизавета, не означают ли ваши слова, что в вашей душе зародилось ко мне подобное чувство?
— Вы мне очень приятны, Владимир Елисеевич, — призналась она. — Мне хорошо рядом с вами. Более того, я ни с кем не чувствовала себя так умиротворенно, и никто не внушал мне столько доверия. Но…
Жестом руки он остановил её.
— Не нужно никаких «но», — сказал он. — Я не требую от вас каких-то пылких чувств. Мне достаточно того, чтобы вы позволили мне видеть вас, беседовать с вами, заботиться о вас. Сильное чувство возникает из малого.
— Но гораздо чаще малое чувство угасает, не успев переродиться в сильное, — заметила она.
— Такого не случится! Я слишком дорожу вами. И если однажды ваше сердце откроется для моей любви, я буду самым счастливым человеком в мире.
— Что-то мне подсказывает, что оно непременно откроется, — глядя ему в глаза, произнесла Елизавета.
Владимир почтительно поцеловал её руку.
— Вы говорили, что никогда не испытывали любовь к мужчине, — произнес он. — А я ни одну женщину не любил так, как вас.
— Однако вы говорили, что однажды изведали сильное чувство.
— То мое чувство к ней вряд ли можно сравнить с тем, что я сейчас испытываю к вам. Любить призрак, совсем другое, нежели любить реальную женщину.
— В вашей жизни тоже был призрак? — удивилась она. — Какое совпадение!
— То же самое подумал я, когда вы сказали, что однажды в вашей жизни промелькнул мужчина, — признался он. — Она оставила глубокий след в моей душе, хотя я даже не знал её имени.
— Не знали имени, — повторила она с каким-то напряжением.
— Это было безумие, влечение, стихийно вспыхнувший огонь. Огонь, который впоследствии доставил мне много душевных страданий.
— Расскажите мне о ней, Владимир Елисеевич, — попросила Елизавета с разгоревшимся интересом.
— Право, Елизавета, это очень давняя и забытая история. Огонь уже давно погас. От него остался лишь остывший пепел и воспоминания. Все это не заслуживает вашего внимания.
— Я хочу знать все о человеке, которому я однажды отдам свое сердце.