К концу переговоров даже самые упрямые дипломаты признали, что мы – посланники пусть и неизвестного доселе, но мощного, если говорить о науке и оружии, и тем более о тайных шпионах государства. Нас соглашались принять как полномочных послов Шалорна и дозволили прийти в устье Невы, встав на стоянку в нижней части Английской набережной. Назначили и время аудиенции у государя императора. И теперь продумывали, как всё это обставить, не уронив чести обоих государств. Церемониал того времени намного сложнее дипломатического протокола нашего мира.
Велись и переговоры о матросах английской шхуны. И их наконец забрали с яхты! Капитана с основными зачинщиками бунта перевели куда-то в крепость, остальных просто перевезли в порт, поручив заботам их соотечественников. Мы всё-таки дали этим людям немного денег и одежды. Не из жалости: голод и безнадёжность толкают на преступления намного чаще, чем дурь и безделье.
Те четверо матросов, которые пытались защитить Ланта, вернулись на родину. Мы обеспечили их деньгами, одеждой и рекомендательными письмами, да и Унковский помог. Рекомендации от русских военных моряков – серьёзная вещь, особенно в то время, когда Англия дружит с Россией.
А вот помощник капитана остался в России. Семьи у него не было, зато имелись опыт и знания, причём последние в том числе и от нас – мы оставили ему те книги, которые он читал на яхте, а в них было много полезного. Помощник устроился преподавать гардемаринам в Морском корпусе, и, как мы слышали, был на хорошем счету.
Но в тот день, когда от нас забрали всех этих людей и назначили время прибытия в Санкт-Петербург, мы радовались тому, что наконец можем не бояться удара в спину.
– Ну что, первая битва закончилась, – устало вздохнул Лант. – Ждём аудиенции у императора?
Глава 2
– Ждём аудиенции у императора, – устало глядя на Шалорна и Тана сказал Лант. – Просто так уехать нельзя, мы же – «слуги дьявола».
Он усмехнулся, вспомнив, как нас тут называли. Придворные, разумеется, за глаза, а вот люди попроще – те орали нам это с невероятным наслаждением, избавляясь от страха иного мира, вторгшегося на знакомые улицы столицы.
То, о чём мы говорили, касалось очень серьёзного вопроса – возможной поездки по стране. Официальным объяснением было стремление познакомиться с Россией во время летнего затишья в столице, когда многие разъезжались по своим имениям. На самом деле мы планировали стать кем-то вроде послов доброй воли, создать в провинции благоприятное впечатление о народе Лорна, заинтересовать людей наукой. И ещё – об этом знали только мы четверо – выбрать место для переселения, если Александр согласится на предложение Шалорна.
Шёл конец июля по юлианскому стилю. В Петербурге стояла влажная, изматывающая жара, от которой не спасали ни зелень многочисленных садов, ни прохлада речек и каналов. Последние, наоборот, ухудшали положение: мелкие и грязные, они зацветали, плодили комаров, а то и вызывали вспышки тифа. Все, кто мог, жил в это время за городом, даже император жил в загородной резиденции, появляясь в Зимнем только по воскресеньям, ну а мы – на пришвартованной у Английской набережной яхте. Точнее, ночевали или принимали официальных посетителей, всё остальное время нанося визиты и ведя переговоры. И ждали ответа императора. Ждали так же, как за месяц до этого – согласия Александра на принятие нашего посольства.
Двадцать седьмого июня яхта в сопровождении нескольких украшенных флагами судов направилась к устью Невы. От услуг лоцмана мы отказались, потому что бортовой компьютер намного лучше любого местного специалиста знал все мели и течения.
Переход начался ранним утром, но в устье реки мы вошли лишь к полудню. Мимо проплывали застроенные какими-то сараями низкие берега Васильевского острова слева и Нового Адмиралтейства – справа, потом показалась набережная, на которой толпился народ, ожидая невероятного чуда – корабля без парусов и вёсел. И они получили своё зрелище. Огромная серо-стальная яхта прошла, почти не создавая волн, и встала у назначенного места, словно пришвартованная прочными канатами, которых в действительности не было.
Я наблюдала за людьми. Вот богатый офицер красуется, держа треуголку в руках и картинно выставив ногу, а потом обалдело таращится на реку и становится как родной брат похожим на протиснувшегося к парапету безусого подмастерья в деревенских рубахе и портах. Вот бородатый купец в русском кафтане, рядом с ним жена в расшитом золотом кокошнике и парчовом сарафане. Вот наверняка прислуга из богатого дома – в дешёвой, но европейского кроя одежде. А это, наверное, лифляндец: похож на русского, но вместо портов штаны до колен, чулки и грубые кожаные башмаки с пряжками.