Он смотрел на четыре яркие точки, плывущие по небу. Он так долго здесь не был, что забыл, где именно должна появиться пятая луна. Она двигалась по своей орбите в обратном направлении — самая яркая из лун, с покрытой льдом, гладкой, как зеркало, поверхностью.
Сина снова наполнила его бокал. Они уже кончили есть.
— Извини, — сказала она. — Сейчас вернусь. Гандерсен остался один. Он смотрел на небо и пытался понять странно изменившуюся Сину, таинственную женщину, тело которой стало еще более привлекательным, а душа превратилась в камень. Теперь он знал, что этот камень был внутри нее все время: например, когда они расставались, он решил вернуться на Землю, а она вовсе не хотела покидать Мир Холмана. Я люблю тебя, говорила она, и всегда буду любить, но я остаюсь. Почему? Почему? Потому что хочу остаться, ответила она. И осталась. А он тоже был упрям, и уехал без нее. Они вместе спали на пляже возле отеля в ту последнюю ночь перед его отъездом. Он чувствовал тепло ее тела еще тогда, когда поднимался на борт корабля, который унес его в бездну космоса. Она любила его, и он ее любил, но они расстались, так как он не видел для себя будущего в этом мире, а она видела его только здесь. И вышла замуж за Курца. И исследовала все плоскогорье. И говорила теперь новым, глубоким голосом; она позволяла какой-то амебе обнимать ее бедра и лишь пожала плечами, узнав, что двое землян неподалеку погибли ужасной смертью. Неужели это все еще была Сина — или какая-то искусная подделка?
Сквозь темноту доносились голоса нилдоров. Гандерсен слышал невдалеке еще какой-то странный звук: сдавленное фырканье и хрюканье, напоминавшее чей-то болезненный плач, хотя наверняка это была лишь игра его воображения. Скорее всего, кто-то из животных Сины, привезенных с плоскогорья, рылся в огороде в поисках вкусных корешков. Странный звук раздался еще два раза.
Время шло, а Сина не возвращалась.
И вдруг он увидел, как восходит пятая луна — величиной с большую серебряную монету и такая яркая, что просто ослепляла. Четыре остальных луны, казалось, танцевали вокруг нее. Две из них были лишь яркими точками, две другие выглядели более представительно. Тени вокруг здания и в саду дрожали, изменялись, а с неба лились потоки холодного света. Гандерсен схватился за барьер веранды и безмолвно умолял луны, чтобы они оставались на месте, словно Фауст, страстно восклицавший: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Но луны двигались, влекомые неумолимыми законами ньютоновской механики, и он знал, что через час две из них зайдут, и очарование исчезнет. Где Сина?
— Эдмунд? — внезапно раздался сзади ее голос.
Она снова была обнажена, и снова оболочник обнимал ее тело, прикрывая бедра и вытягивая длинные, узкие щупальца, которые касались сосков ее прекрасных грудей. В свете пяти лун ее загорелая кожа блестела и сверкала. Теперь она не казалась ему ни бесстрастной, ни агрессивной. Она была совершенна в своей наготе, и момент был самым подходящим, так что он, не колеблясь, подошел к ней и быстро сбросил одежду. Он положил руки на ее бедра, касаясь оболочника, и странное создание поняло и послушно соскользнуло с ее тела, словно пояс целомудрия, оказавшийся не в силах выполнить свою задачу. Она наклонилась к нему, ее полные груди колыхались, как колокола; он поцеловал ее, целовал везде, и они опустились на пол веранды, на холодные гладкие камни.
Глаза ее были открыты, еще более холодные, чем пол, более холодные, чем свет лун — даже в то мгновение, когда он вошел в нее.
В ее объятиях, однако, не было холода. Тела их сплелись и ласкали друг друга. Ее кожа была шелковистой, а поцелуи голодными. Все прошедшие годы куда-то ушли, и снова вернулось то, счастливое время. В момент наивысшего возбуждения снова послышалось странное хрюканье. Он заключил ее в горячие объятия и закрыл глаза.
Потом они молча лежали рядом в блеске лунного света, пока бриллиантовая пятая луна не закончила свой путь по небу, и Ночь Пяти Лун не стала такой же, как любая другая ночь.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Гандерсен спал один в комнате для гостей на верхнем этаже. Он проснулся неожиданно рано, посмотрел, как над ущельем встает солнце, а потом спустился в сад. На траве еще лежала роса. Он дошел до самого берега реки, оглядываясь по сторонам в поисках нилдоров, но их нигде не было видно. Он долго стоял, глядя, как река несет гигантскую массу воды. Интересно, подумал он, есть ли здесь рыба?
Потом он вернулся к дому.
В свете утренней зари сад Сины показался ему менее зловещим. Даже растения и животные с плоскогорья выглядели лишь странно, но не угрожающе: в каждой географической зоне этой планеты своя типичная фауна и флора, только и всего. Существа с плоскогорья вовсе не виноваты в том, что человеку среди них несколько не по себе.
На первой веранде его встретил робот и предложил завтрак.
— Я подожду женщину, — сообщил Гандерсен.
— Она придет позже.
— Странно. Она никогда так долго не спала.
— Она с мужчиной, — пояснил робот. — В это время она всегда с ним и утешает его.
— С каким мужчиной?
— С мужчиной Курцем. Ее мужем.