Маски времени

На этот раз Эстер, однако, вспомнила, что она женщина, и разделалась с Филдзом чисто по-женски. На его глазах, при всех, она пригласила Ворнана разделить с ней ее постель. Ясно дала понять, что предлагает ему себя всю, без остатка. Жаль, конечно, что я этого не видел. Элен сказала, что впервые Эстер и выглядела, как женщина: глаза сверкали, щеки пылали, губы чуть разошлись. Ворнан, естественно, не отказался. Когда они уходили, Эстер сияла, как невеста перед первой брачной ночью. Скорее всего, таковой она себя и ощущала.

Такого Филдз стерпеть не мог. Я не виню его. Эстер сожгла все мосты, не оставив ни малейшей надежды на примирение. Он сказал Крейлику, что подает в отставку. Крейлик, конечно, начал уговаривать его остаться, взывал к чувству патриотизма, научному долгу, другим абстракциям, которые мы, впрочем, и он сам, ни во что не ставили. Ритуальная речь Крейлика не произвела впечатления на Филдза. В тот же вечер он собрал чемоданы и ретировался, ибо, по мнению Элен, не хотел лицезреть Ворнана и Эстер, выходящих из брачных покоев с радостными воспоминаниями о блаженстве прошедшей ночи.

Я в это время находился в Ирвине. Как и все остальные, следил за поездкой Ворнана по телеэкрану, если не забывал включить его по вечерам. Реальность нескольких, проведенных с ним месяцев, утрачивалась с каждым днем. Мне уже приходилось убеждать себя, что все это произошло наяву, а не привиделось мне. Но то был не сон. Ворнан действительно ходил по Луне, сопровождаемый Крейликом, Элен, Хейманом и Эстер. Колфф умер. Филдз вернулся в Чикаго. В середине июня он позвонил мне. Сказал, что пишет книгу, в которой пытается обобщить свои впечатления от встреч с Ворнаном, и хочет кое-что уточнить. О мотивах, побудивших его к отставке, он не упомянул.

Я забыл о Филдзе и его книге, едва мы закончили разговор. Мне бы очень хотелось забыть и о Ворнане. Я вернулся к работе, не получая от нее ни малейшего удовольствия. Она навевала скуку и уж во всяком случае не сулила творческой удовлетворенности. Бесцельно слоняясь по лаборатории, я просматривал результаты проделанных экспериментов, включая компьютер, намечал новые, зевал, обсуждая дипломные работы выпускников. Наверное, я являл собой жалкое зрелище: король Лир среди элементарных частиц, слишком старый, слишком тупоумный, уже не способный сложить два и два. В тот месяц я то и дело ловил сочувственные взгляды моих молодых сотрудников. Казался себе глубоким, лет под восемьдесят, стариком. Но никто из них не вышел с предложением, воспользовавшись которым мы смогли бы прорубить стену, блокирующую наше продвижение вперед. Они тоже зашли в тупик. Правда, в отличие от меня, они пребывали в уверенности, что надо думать и думать, и хорошая идея обязательно да проклюнется. Я же потерял интерес не только к проводимым исследованиям, но и к их цели.

Вполне естественно, что их интересовала моя оценка Ворнана Девятнадцатого. Мошенник ли он или действительно прибыл из тридцатого века? Узнал ли я что-нибудь о его способе перемещения во времени? Думаю ли я, что он совершил путешествие из будущего в прошлое? Как связать его появление в нашем мире с положениями теории?

Ответов у меня не было. Вопросы я находил занудными. Так что этот месяц я лишь имитировал научную деятельность. Наверное, в другой ситуации я бы покинул университет и уехал в Аризону, к Ширли и Джеку. Но мой последний визит к ним не задался, ибо я выяснил, что их семейная жизнь не такая уж безоблачная, как представлялась мне ранее. И теперь мне не хотелось .возвращаться туда. Я боялся узнать, что потеряно последнее прибежище, где я могу найти тишину и покой. Да и не мог я убегать от своей работы, пусть она и вызывала у меня депрессию и казалась абсолютно бессмысленной. И я остался в Калифорнии. Каждый день приходил в лабораторию. Проверял работы студентов. Избегал встреч с журналистами, которые стремились задать мне вопросы о Ворнане Девятнадцатом. Я много спал, иной раз по двенадцать, тринадцать часов в сутки, надеясь, что сон поможет мне преодолеть кризис. Читал, как одержимый, романы, пьесы, стихи, все подряд. Вы, наверное, поймете мое состояние, если я скажу, что пять вечеров кряду я штудировал «Пророческие книги» Блейка, не пропуская ни слова. Они вызывали кошмары, о которых я вспоминаю с ужасом и сейчас, полгода спустя. Я прочитал всего Пруста, Достоевского, дюжину антологий рассказов ужасов. Как говорится, апокалиптическое искусство для эпохи апокалипсиса. Произведения эти меня не тронули, прошли мимо, запомнились лишь несколько имен: Шурлу, Свидригайлов, герцогиня Малфи, Виндайс, лебедь Одетты. Видения Блейка остались: Энитармон и Уризен, Лос, Орк, величественный Голгонуза, кровь, раны, колесницы, пронзенные мечом сердца, вспоротые животы, сочащаяся кровью Луна…