Маски зверя

Он снова замолчал, явно пытаясь придумать объяснение так, чтобы я поняла и дальнейшее. А мне… Мне стало страшно. Я представила, что маленький мальчик меняет пространство и время по одному ему понятной логике, чтобы выполнить желание другого живого существа. Зато теперь мне стало понятно, почему я пошла к Наталье. Это Лелль и Лена довели до логического конца моё смутное желание пойти к белой ведьме.

— Желание оказаться в безопасности — это чистое желание, — наконец сказал Эрик. — Оно логично. Ты попала в ловушку, и тебе страшно. Я увидел чистое желание, даже будучи закрытым. Я ведь вижу их все. Мама сказала, что я сильный. Но она ошибается. Я слабый. Не могу противостоять чёрным желаниям.

— А что для тебя чёрное желание? — вырвалось у меня, о чём я тут же пожалела.

Эрик притих, время от времени тихонько вздыхая.

— У чёрных желаний несколько характеристик, — сказал Эрик, и я замерла от неожиданности: в темноте мальчика не видно, зато его голос прозвучал отчётливо, и в нём так же отчётливо я расслышала голос Лены, которая терпеливо обучала маленькую небесную птицу. — Во-первых, такие желания лишние. А из этого следует, что они вносят хаос в структуры пространства. Ведь чёрные желания противостоят логике. И, если их выполнять, приходится ломать пространство. А для этого нужно много сил. — Эрик помолчал и с внезапной горечью закончил: — А если сильно противодействовать пространству, оно ответит — сломает небесную птицу и превратит её в приживалу.

Я помнила, что рядом со мной сидит мальчик лет десяти-двенадцати. А слышала голос смятенной души, которую ради наживы калечит собственный отец. Но, и ругая себя за излишнее любопытство, я уточнила:

— То есть небесная птица может стать приживалой не потому, что тратит силы?

— Когда у небесной птицы мало сил, пространству легко сломать её, — будто пожал плечами в темноте мальчик. — Так что это одно и то же.

Неожиданно я увидела картинку из недавнего, всегда два дня назад прошлого: черноволосый гиена забрасывает Эрика, пьяного, хохочущего, в машину и бросает молодым приживалам: «Как что? Выбросить!» А потом эхом отдалась в памяти звонкая пощёчина… Брр… Нет, или я такая тупая, что мне трудно это понять, или что-то со мной не так, но сочувствия у меня черноволосый гиена не вызывает и никогда не вызовет… Впрочем, это ещё мягко сказано. Буду драться, кусаться, но мальчика ему не отдам.

Мимоходом подумалось: а что сейчас делается там, где свет и тепло, где уютно и безопасно? Мама, наверное, распереживалась. Надо было Димычу сказать, чтобы он наврал нашим родителям с три короба, что я, например, решила остаться у Аделии — типа, она меня пригласила с ночевой… Интересно, ищут ли меня миротворцы?..

— Почему так темно? — прошептал Эрик, прижимаясь ко мне.

Я очнулась от беспорядочно бегущих друг за другом размышлений.

В подвале и в самом деле было темно. Даже не так — сюда будто вполз кромешный, беспроглядный мрак. И я испугалась жутко. Вкупе с неожиданным ядом на когтях приживал необычная тьма показалась тоже проявлением неизвестных мне особенностей гиен… Но, как мы ни таили дыхание, ничего больше не происходило. И я решилась. Тихо, но спокойно сказала Эрику:

— Посиди здесь немного, а я выгляну посмотреть, что там.

Он разомкнул руки на моём плече и чуть отодвинулся, давая мне встать. Но его ладонь съехала к моей.

— Я с тобой, — прошептал он.

Прикинув, согласилась. Я бы тоже не захотела оставаться в тёмном одиночестве там, где шастают крысы, время от времени шурша лапками по сухому картону…

Взяв мальчика за руку, я осторожно, передвигаясь на ощупь, больше полагаясь на память о том, как мы шли сюда, чем на попытки что-то увидеть, медленно добралась до дверного проёма. Здесь постояли, прислушиваясь к звукам из внешнего мира.

— Кажется, всё тихо… — пробормотала я.

И мы вышли. Из сада свистели-свиристели, заливаясь на все разнообразные птичьи голоса, птахи, которые дорвались до настоящей тишины, в которой даже машин не слышалось. Почти… Вслушиваясь изо всех сил, я попыталась разобрать в этом жизнерадостном гомоне человеческие голоса. Глухо. И только теперь подняла глаза к небу. Что-то не верилось, что в это время может быть такая глухая ночь.

— Ну, Эрик! — жарко прошептала я, кивая наверх. — Повезло нам!

Над нами низко нависли тучи — судя по плотности, видимой иногда в просветах, дождевые, а то и грозовые.

— Стой здесь, я сейчас, — предупредила я мальчика, вытаскивая из его пальцев свои.

— Ты куда? — пискнул Эрик.

— Три шага в подвал — и выйду, — пообещала ему, и мальчик остался на месте.

Сделать пришлось не три, а где-то пять-шесть, учитывая, что приходилось двигаться снова на ощупь. Но громадный пластиковый мешок-обёртку из-под какого-то инструмента или станка я всё-таки нашла. Заприметила его, пока прятались за ящиками и коробками. От дождя сойдёт, тем более что он двойной. Раздерём на две части: ноги — фиг с ними, пусть промокнут. Лишь бы всё тело сухим оставалось, а там — посмотрим.