Маскировка для злодейки

— Это мы быстро! — сказал один из четырех мужчин в форме. — Не волнуйтесь, граждане, сейчас мигом вас освободим! Все будет в порядочке, нервы поберегите! — приговаривал он, возясь с дверью лифта.

И вдруг вспыхнул свет, двери разошлись.

— Стоп! Руки! — крикнул милиционер. — Вы арестованы!

— Что за глупые шутки! Это произвол! — вякнул шмендрик, белый как мел.

— Гражданин Дубовик? Гражданин Кульков? Какая радость! Наконец-то встретились! Давненько за вами наблюдаем, ох, давненько. Скользкий вы наш! Ну, теперь легко не отделаетесь! Пошли-пошли!

И преступников увели. Мальчики остались в полном ошалении.

— Выходит, Елизавета его все-таки сдала? Своего дружбана школьного? — пробормотал Леха.

— Может, и нет. Вряд ли… Наверное, за ними просто следили…

— Но ведь это облом, Гошка, полный облом! Как мы теперь на ту тетку выйдем, как найдем шантажистов?

— Леха, наоборот! Теперь же кто-то другой будет бабки требовать! Этот ведь только посредником был, а заказчик не всякому доверится.

— Тогда, значит, придется еще почти месяц ждать, а там школа начнется и всякая лабуда.

— Это точно. Ну, может, Маня с Лизаветой что-то надыбают.

— Гошка, слушай, у меня идея! Может, нам в ментуру сунуться, матерьяльчику подкинуть насчет вымогательства, и все такое… Вдруг они нам помогут?

— Ты сдурел, Шмаков? Маргарита и сама могла бы в милицию обратиться, но не захотела! И потом… Знаешь, я думаю, у них и без нас есть что на этих гавриков повесить, а мы еще будем им добавлять? На зоне и так не сахар…

— Ну ты даешь, гуманист, да?

— Да, гуманист!

— Ох, блин! Ты что-то совсем плохой стал, Гуляев. Преступников жалеешь.

— Преступники — тоже люди.

— Ну, тогда тебе надо лобзик купить!

— Какой еще лобзик?

— Для художественного выпиливания! Сиди себе и выпиливай фигурки! Кошек, собачек, березки плакучие… А ты, как дурак, за преступниками гоняешься! А потом их же и жалеешь!

— Я жалею не преступников, а людей!

— Преступники — не люди!

— Преступники тоже разные бывают. Вот ты завтра на велике поедешь, зазеваешься и ребенка сшибешь, а он головой об асфальт стукнется и помрет. А виноват будешь ты. И все будут считать тебя преступником и даже могут в колонию упечь! Так ты что, перестанешь человеком быть?

— Ну ты и загнул! Этот же шмендрик — мало что шантажист, он грабитель, а может, и похуже еще! Сравнил куцего и зайца! Эти все твои турусы на колесах — фигня сплошная, а вот, что Маргарита не хочет в ментуру обращаться, это правда! Ладно, пошли отсюда! Выходит, зря Лизавета потратилась на замок и ревуна этого… Между прочим, обрати внимание, этих сволочей взяли не на попытке ограбления, а могли бы — небось менты не хуже нас знали, за каким чертом они сюда прутся, нет, их взяли просто в лифте! Значит, у них материальчику за глаза и за уши! Мелочиться не стали! Думаешь, лифт случайно застрял? Ни фига! Они их просто решили взять тепленькими, чтобы сопротивления оказать не могли! И что из этого следует, Гуляев? Что они очень даже опасные преступники.

— А я не спорю!

— Да ладно, с тобой все понятно! Пошли, гуманист фигов! Хотя, если подумать… На зоне и вправду кисло. У моей тетки двоюродной сын сидел.

— За что?

— За угон. Они с пацанами машины угоняли и перепродавали. Так он инвалидом вернулся. Туберкулез у него и вообще. А уж из тетки эта история точно всю кровь выпила. Преступника не жалко, а вот родню его. Туда ж всю дорогу приходится жрачку возить, деньги посылать и все такое… жуть просто. Ладно, проехали. Чего-то меня тоже на слюнтяйство потянуло.

— Это, Леха, не слюнтяйство, просто ты хороший парень!

— Да ладно тебе, — засмущался тот.

— Моя мама всегда говорит: Леша — чудный малый, золотое сердце!

— Так прямо и говорит? Ух ты… надо же, тетя Юля, она… Да, она у тебя клевая… — Леха даже как-то подозрительно шмыгнул носом. — Ну все, куда мы теперь?

— Домой, куда же еще. Будем ждать Манькиного звонка.

— Слышь, Гошка, а арбузики еще не все схавали?

— Нет, что ты, поехали, мама все боится, что они испортятся.

— Да ни в жисть! Я, Гошка, арбузов могу сколько хочешь съесть!

— Я вообще-то тоже. Рванули!

А тем временем Маня и Елизавета Платоновна ехали в сторону Текстильщиков. Всеми правдами и неправдами Елизавете Платоновне удалось раздобыть у Аллы Дмитриевны адрес Ларисы.

— Вы волнуетесь, да? — спросила Маня, видя, что ее старшая подруга нервно постукивает наманикюренными длинными ногтями по рулю, когда они останавливаются на красный свет.

— Да. Мне почему-то очень неспокойно.

— Так, может, вернемся, а?

— Сама не знаю…

— Давайте вернемся, а к Ларисе мы потом сами смотаемся.

— Да нет, я терпеть не могу бросать начатое. Давай уж хоть что-то доведем до конца.

Лариса Петровна Курочкина жила в старой пятиэтажке, в подъезде со сломанным замком, без лифта, где нестерпимо воняло кошками. Но на звонок им никто не открыл. Маня заглянула внизу в почтовый ящик. Он явно был пуст.

— Значит, она в Москве, — констатировала девочка.

— Необязательно, — пожала плечами Елизавета Платоновна. — Может, почту соседи вынимают. Я, например, когда уезжаю, всегда прошу соседку почту вынимать. Ну что ж, не повезло нам.