Масло

«Эта женщина из „Сюмэй“, кажется, питает ко мне какую-то странную любовь. Она подражала мне во всем, начиная от стиля жизни и заканчивая едой. Она с энтузиазмом расследовала все обстоятельства моей биографии, начиная с детских лет. И при этом явно переступала всякие границы журналистской этики. Только представьте: она даже рассказывала мне о своей сексуальной жизни! Наверное, хотела продемонстрировать, насколько доверяет мне, но ведь если подумать — это уже на сексуальное домогательство тянет».

— То, что здесь написано, — правда?

Рика уткнулась взглядом в свои ботинки. Она давно за ними не ухаживала, и на кожаной поверхности появилась сеть мелких трещинок.

— Правда, — едва слышно ответила она и, даже не поднимая глаз, уловила, как тяжело вздохнул шеф.

Читать дальше не хотелось, но иероглифы бежали перед глазами.

«Назойливое любопытство этой женщины, конечно, доставляло мне неудобства, но я ее не виню, пусть она и написала субъективную, лживую статью, куда от моего лица впихнула собственные взгляды и убеждения. Мой адвокат сказал даже, что я могу подать на нее в суд за клевету, но я этого делать не стану — лучше уж расскажу правду в этом интервью. Я ведь понимаю: одинокая закомплексованная журналистка просто питала ко мне неразделенные чувства. Вот и описала Кадзии Манако, которую хотела увидеть, чтобы самоутвердиться и получить признание. Таких недалеких эгоистичных женщин в мире пруд пруди. Ну и пускай. Все равно никто, кроме моего мужа, не сможет понять и описать меня правдиво. Со мной такое уже много раз бывало. Мною восхищались, меня идеализировали, пытались со мной сблизиться, а когда я не отвечала на чувства взаимностью, вдруг начинали обвинять во всех смертных грехах и чудить так, что диву даешься. Я надеюсь, все уже прекрасно понимают, что я не отнимала ни у кого жизнь. Не знаю, что терзало моих покойных поклонников, но все они скончались по естественным причинам, не имеющим ко мне никакого отношения».

Нападки на Рику были лишь началом. Дальше Манако сделала совершенно сенсационное заявление. Она намекнула на то, что смерть ее отца могла быть самоубийством.