Я часто задумывался над этой особенностью человеческого бытия и находил неожиданные контрмысли, занятные идеи. Почему, например, так болезненно воспринимают некоторые наши соотечественники, считая это страшным оскорблением, когда в их присутствии произносится привычное, вполне ходовое – "жид", "хохол"? Отчего же я отвечаю только улыбкой на попытку оскорбить меня броским – "кацап"? Да просто я, исповедую принцип Ивана Бунина: "Обижаются и мстят только лакеи". Но мне понятно, что, например, русские сами виноваты в том, что их национальной чертой считают разгильдяйство, халатность, тягу к спиртному, сиротливую глупость. Так стоит ли обижаться, куда продуктивнее – попробовать изжить такие качества. Как не крути, но у "жидов" и "хохлов", у "кацапов" имеется в запасе "воз и маленькая тележка" сугубо национальных черт характера, и только эти качества вызывают встречную агрессию у других соотечественников. Так примени же строгий контроль только к себе самому, а не к тому, кто замечает твои недостатки, маркируя их "национальной окраской"…
История нашей страны, к сожалению, показала, что отечественные масоны, за редким исключением, если и были реальной силой, оказывающей влияние на власть, то только в делах не праведных – в дворцовых интригах и переворотах. Декабристы – кому так много дифирамбов пели большевики – по своей сущности были масонами не самой лучшей пробы. Самое большее, на что у них хватило ума, так это состряпать совершенно бездумный заговор против законного монарха. Бунтари, словно ночные разбойники, попытались спрятаться в тени конфиденциальности, заставив расплачиваться за свой поступок сотнями жизней простых солдат. Простые люди, далекие от масонства, стояли на свету и морозе, выведенные своими командирами обманными обещаниями на Исаакиевскую площадь. Именно их затем будут разгонять картечью правительственные войска. Солдат добивали на льду Невы и тут же сбрасывали в проруби, оставшиеся в живых в скором времени отправились в Сибирь, где их ждали условия намного худшие, чем элиту заговора. Достойная кара постигла лишь некоторых офицеров-заговорщиков. И в том, что в момент повешенья разом оборвались веревки, можно усмотреть не столько тайный признак, сколько продуманную попытку еще раз спасти "бывших товарищей". Теперь, наверное, никто не сумеет раскрыть глубокую тайну, имеющую только один смысл – попробовать человеческой властью уберечь от смерти приговоренных на казнь. На допросах декабристы быстро сломались и предавали друг друга совершенно не в традициях истинных масонов-рыцарей. Если начать разбираться основательно с "национальным признаком", то среди новоиспеченных демократов окажется "всякой твари по паре": и немецкий генофонд, и французский, и татарский, и славянский и прочий здесь замешался. Но государь-император обиделся только на одно – на попытку поднять руку на его Божье Право осуществлять безраздельную власть над российскими племенами и сословиями!
Российское масонство, как правило, – это игра, сладкая своей мнимой таинственностью, развлечение бездельников, желавших повстречаться с мистикой и пощекотать себе нервы мнимым риском. На смену "игре" пришло масонство разночинцев, пытавшихся идеологизировать тайные общества с помощью примитивной доктрины – "вся власть народу!" Начиная в какой-то мере с декабристов, петрашевцев, кончая большевиками, резко усилилась жажда власти, вздорный порыв, противоречащий воле Божьей. Самое страшное, что такие масоны в основном являлись патологическими личностями. Вся деятельность нового поколения тайных обществ разворачивалась по криминальному сценарию, а ее результаты не приносили истинной пользы народу и родине.
Так получалось, что кондовая "славянская придурковатость" в криминальных затеях похода во власть легко кооперировалась с "иностранным влиянием" или "союзом с иноверцами". Но и то, и другое, и третье все же, как ни крути, величавилось как бы общим сном на вонючей перине явной или скрытой психической патологии – психопатии, шизофрении, эпилепсии, истероидности. Еврейское посильное участие было не последним в той кутерьме, сплетающейся злобы, зависти, желания командовать и повелевать, требования поклонения мнимой избранности…
Страсть к теоретизации и немыслимому обобщению привел Леви Бинга, например, к формулированию тезисов, накрывших, как саваном смерти, подозрения, позора, головы всех остальных иудеев. Новый масон-иудей говорил заявлял категорично: "Необходимо создать верховный трибунал, разбирающий общественные дела, жалобы одной нации на другую, выносящий окончательный приговор, слово которого было бы законом? Это слово есть слово Бога, произнесенное Его старшими сыновьями, евреями, и перед этим словом почтительно склоняются все младшие, то есть все народы" (Archives Israelites, 1864).