Масон

– Но времена доминирования каганата прошли: теперь процесс ассимиляции бывших повелителей потребует осеменения и трансформации генофонда через несколько совершенно иных пар поколений. Но главное, какими они войдут в новый социум.

Олег продолжал развивать атаку на несметные полчища степняков, достаточно помучивших древнюю Русь. Но не "историческая правда" бушевала в его сердце: просто сейчас Верещагин вдруг ясно и четко осознал, что "собака зарыта" не на поле национализма, а спрятана в кустах чертополоха, имеющего универсальное название: поведенческая психология. Это ведь только у нас на Руси так много льют слез и патоки по поводу "самоопределения наций". А цивилизованные государства все определяют иначе: они оценивают "качества гражданина" у каждого из проживающих в их стране. Если ты не встаешь при звуках гимна твоего государства, не вытягиваешься в струнку перед государственным флагом, при появлении президента страны – то ты и есть говно, а не гражданин и твоя национальность здесь ни при чем. Проще говоря: не национальность красит человека, а его личностные качества. Подлец – при любом цвете кожи только подлец!.. Но Олегу очень хотелось пофилософствовать, потому что была у него такая врожденная черта характера – рассудительность…

– Их необходимо сплести биологически и поведенчески с коренными петербуржцами. Но ждать "кочевнику" некогда, и тут уже без авантюр не обойтись: подлог и шельмование в юридической практике – это криминал или просто поведение плохо воспитанного человека?

Олег и не собирается ждать моего ответа, он сам правит бал – уже готовые тезы и антитезы пачками трусятся из него. Александр Блок принялся помогать и ему: "Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет и душный, смертный плоти запах"…

– Но с помощью вранья можно победить только недоумков, потому деятельность новоявленного "кочевника" обязательно потерпит крах. А, возможно, жестокая пуля нащупает лоб этого кретина.

Опять вмешался Блок с известными стихами: "Для вас – века, для нас – единый час. Мы, как послушные холопы, держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы!" Олег приблизил губы к моему уху и приглушенным голосом заявил:

– Я полагаю, что масоны-петербуржцы должны стоять на страже чистоты своих рядов.

– Судите сами, господа, – теперь уже Олег обращался ко всему сообществу слушателей броской инвективы, – разве мы могли в юности явиться в чужой двор, скажем, на Петроградской стороне или Васильевском острове, и затеять там свару, приняться права качать среди проживающих там подростков? Такой чудак сразу же получил бы по соплям, на всю жизнь запомнил бы "кулак воспитания"…

Нависло гробовое молчание, но Блок делал свое дело: "Не сдвинемся, когда свирепый гунн в карманах трупов будет шарить, жечь города, и в церковь гнать табун, и мясо белых братьев жарить!"

Каждый из присутствующих, видимо, сделал свои собственные выводы. Павел Олегович подошел к машине и молча распахнул заднюю дверь – как бы приглашая нас к ответу, теперь уже перед его величеством Законом. "В последний раз на светлый братский пир сзывает варварская лира!"…

– Здравствуйте, господа! – зарядил первую пулю майор, явно направленную не в наши лбы. – Рад вас видеть, весьма благодарен, что нашли время заехать и помочь мне прояснить кое-какие вопросы…

Начало было неплохим, а, самое главное, вежливым. Видимо, действовали и парадигмы, высказанные только что Олегом. С таким человеком можно было "варить кашу" на общей кухне. Пожали друг другу руки и под конвоем Колесникова двинулись вовнутрь здания. На площадке второго этажа, словно из-под рукава, выскочила капитан Иванова Елизавета Генриховна – тоже в форме, при наградах и знаках различия. На ее шикарной груди награды выглядели как-то по особому величественно, привлекая внимание по всей линии мужского восприятия, то есть, как говорится, от мозгов до яиц.

От неожиданности следователь даже щелкнула зубами, но ничего не сказала – не поздоровалась, не спросила о погоде, не поиграла женскими лядвеями на мужскую публику… Колесников, как бы мило беседуя с нами, прошел мимо "очарованной странницы". Он преодолевал лестничные марши, словно новейший танк, снося своей мощью испуганных лошадей, повозки, людскую силу…