Масон

Видимо, несколько сбросив напряжение и отдохнув душой, я открыл каналы для ассоциативной памяти. А она отодвинула меня в тот уголок информационного поля, где хранились результаты встреч с полезными и дорогими моему сердцу людьми. Первым явился на мой душевный призыв Сергей Владимирович Волков и сгрузил в мою голову массу жестокой статистики. А что такое статистика? – эта политическая проститутка, которую никто в нашей стране уже давно не пользовал так, чтобы сохранить правду и здравый смысл. И то сказать, если разговор пошел о "проститутках", – а кто вообще-то в сексе ориентируется на здравый смысл или правду, особенно, когда наслаждение получает от проститутки? Скорее всего, никто!..

Так точно и я воспринял статистику, сгруженную в мои "закрома интеллекта" с некоторым предубеждением. Но я не стал дарованную мне статистику отпихивать ногой, как падшую, протравленную отвратительными инфекциями, алкоголем и наркотиками женщину. Я решил разобраться во всем сам без лишней аффектации…

Однако, прежде чем заняться такой ответственной работой, мне захотелось "причаститься" хотя бы у собственной совести. Покаяние всегда требует, прежде всего, глубинного осознания своего греха. Литературой, по главной сути, я занимаюсь всю жизнь, почувствовав эту сладкую магию слова с юных лет, если не говорить о младенческом возрасте. Хотя и на такое замечание я имею право: если ребенок не только ради усмирения голода треплет женскую грудь, то это уже встреча с поэзией. А я именно так и начинал формировать собственные ощущения и тягу к поэзии…

Итак, что же со мной происходит? Да я занимаюсь литературой, переплавляя ее руду в топках собственного эгоистического мировоззрения. Если угодно, я открыл для себя особую специальность, назвав ее "экспериментальное литературствование". Можно сказать и по-другому – "экспериментальное литературотворчество". Но все равно, и во втором случае, из меня прет эгоизм человека науки, а не поэта!..

Хоть слезами умывайся, но поэт я хреновый, поэзию воспринимаю только как потребитель. Сам же поэтом никогда не был, не чувствовал в себе способности к столь трудной работе и особому мировосприятию. Но и никогда не завидовал поэтам, потому что хорошо понимал, что у каждого "свои игрушки". Меня все же раздирали две страсти – всегда совместимые и почти равные по силе вовлечения в творчество: наука и беллетристика – обе пытающиеся дружить с поэзией. Отсюда создалось загадочное переплетение чувств и мыслей, взаимодействующих почти на грани нормы и патологии – что-то похожее на пограничную форму шизофрении, слегка приправленной алкоголизмом.

Руки с возрастом и в результате длительного колочения по клавиатурам печатных машинок, да компьютера стали мерно трястись – все это было ловко приправлено еще и тягой к стакану… Вот вам портрет современного русского интеллигента!

Понимая и принимая как должное свои пороки и недостатки, я все глубже уходил в эксперимент: во-первых, меня интересовало сколько лет самоистязаний я выдержу и на каком произведении сдохну, не дописав несколько строк до финала; во-вторых, я спешил перебрать все стили в литературе, пощупать собственными руками различные формы эпистолярного творчества. Но, как бы я не пытался перебирать приемы писательской техники, все равно в конце концов впадал в откровенный экзистенциализм, спотыкаясь о каверзы, так называемой, феноменолигии.

Да, я экспериментировал с собственными возможностями, как с писателем. Но при этом я мучил и слово тоже. Только относился я к нему, как к инструменту, дающему возможность создавать различные впечатления у читателя в ходе контактов с моими произведениями. Слава Богу, что в тех местах, где мне приходилось трудиться, паслось такое большое стадо чудаков – у некоторых из них имена явно начинались на букву "М". Я и стриг "литературный подшерсток" с таких грешников. Это тоже был эксперимент!.. Правильнее сказать – "острый опыт"!

Мои "бараны" мычали, бодались, но что они могли противопоставить острым волчьим зубам?! Ничего, кроме еще большей глупости, суть которой – подставить не жирный бок, а горло. Мне доставляло удовольствие провоцировать "стадо" на "откровение глупости". Не потехи ради, а только для выполнения "высоких литературных задач"! Переписав все на чистый лист бумаги, я отправлял свои "литературные доносы" на современное общество в типографию, там их тиражировали – и прямиков в библиотеки страны, да по книжным магазинам. Если не современники, то любопытные представители иных поколений доберутся до правды, насмеются вволю над самовлюбленными неучами, пытающимися рядиться в одежды гениев, тонких политиков, крутых администраторов…