Масон

Вставал я медленное, чтобы не стряхнуть наваждение, потом заглянул во все углы, ища реальных в таких случаях явлений: змей, чертиков, баба-ежков и прочее. Никто из посторонних не был обнаружен. Однако мне стало ясно, что надо срочно идти в поликлинику, к любимому доктору – Ирине Яковлевне, опекающей меня уже многие годы! Подворачивался блестящий случай попробовать разузнать у доктора что-нибудь про того парня, подозреваемого нами в поджогах автомобилей… Надо только как-то лихо закрутить разговор с доктором, чтобы подвести ее к откровению. Но об этом можно будет подумать по дороге, сейчас же главное не опоздать на прием. Вспомнил: по четным дням – прием с утра, а по нечетным – вечерний прием. Но никак не удавалось установить, какое сегодня число? Решил двигаться в сторону поликлиники на свой страх и риск…

Бог, бесспорно, существует, и без лишней скромности могу сказать, что Он помогает хорошим людям и в больших и в малых делах. Оказалось, что мой доктор Корноухова Ирина Яковлевна вела прием. Я присел на стульчик в коридоре среди старушек и подобных мне неприкаянных пациентов. Совсем немного пришлось подождать: очередь быстро продвинулась, и я вошел в кабинет своей спасительницы. Собственно говоря, для меня были важны не столько ее прописи лекарств, сколько общение. Мне удавалось до последнего момента обходиться без медикаментов, пользуясь "народными средствами". Но лучи человеческого обаяния, излучаемые этой женщиной-врачом, очень благотворно на меня действовали. Конечно, как коллега с коллегой, мы обсуждали некоторую рецептуру. Когда начнешь смотреть на лечебный процесс прагматически, то поймешь: главное для домашнего врача – навык диагностики "на слух", "на вид". Эти дарования в изобилии были даны Богом Ирине Яковлевне.

Талантливый врач, работающий "на потоке", развивает у себя тонкие диагностические приемы: однажды она легко и как бы шутя услышал мелкопузырчатые хрипы, свидетельствующие о начале пневмонии. Их она раскопала у меня в нижних долях легких. Своевременно начатое лечение спасло мою шкуру! Я верил этому эскулапу и в трудные минуты жизни обращался к ней за помощью.

Но особенно меня умиляло еще и то, что она стоически терпела мои "творческие пристебы". А такие качества проявляются у интеллигентов-маргиналов во многом: я, например, порой приходил на прием по забывчивости в домашних тапочках. В одежде-то я всегда не был изыскан, а потому походил на "бича". Как оказалось потом, у доктора мои разговоры оставляли впечатление не совсем нормальных бесед. Иногда, израсходовав все терпение и выдержку, я мог в середине беседы встать и исчезнуть. Доктор терялась в догадках и пробовала приспособить ко мне различные диагнозы из психиатрии. Ей было невдомек, что меня начинала душить откровенная "мужская симпатия" к очаровательной женщине. И я убегал от греха подальше!..

Да мало ли еще какие коленца я был способен выкинуть под воздействием повышенной температуры тела или при интоксикации различной этиологии, при гипертоническом кризе. Мужчина чаще всего во время болезни превращается в малоуправляемого ребенка, и надо обладать большим профессиональным так-том, выраженным женским милосердием, чтобы уметь мягко усмирять такие "поведенческие выкидыши".

Никогда у меня с этой женщиной не было разногласий, но я смотрел на нее пока еще издалека, как бы приберегая "на десерт". А кругом, между тем, шел откровенный, как мне казалось, вселенский пир во время чумы! И на этот раз Ирина Яковлевна встретила мою помятую образину с пониманием…

– О, Александр Георгиевич! – начала она разговор, минуя заурядное приветствие, даже не пытаясь скрывать откровенную радость от встречи с давно примелькавшимся пациентом. – Я уже стала опасаться не покинули ли вы Родину, или просто поменяли квартиру. Лучше если вы будете подавать о себе весточку регулярно – так будет спокойнее у меня на душе…

Я знал, что в поликлинической практике "регулярные встречи" подразумевают проведение диспансеризации – на ней были помешаны врачи "советского периода". Кстати, во многих случаях такой способ активной профилактики приносил положительные результаты. Но сейчас в суматохе "перестройки", от безденежья здравоохранение давно потеряло завоеванные позиции. Но в словах Ирины Яковлевны чувствовался особый подтекст… Звучал человеческий голос!..

Сердце екнуло, брызнула шальная мысль: "Неужели в самом деле все сгорели карусели?" Корней Чуковский, как таковой, конечно, был здесь не при чем. Для меня забрезжил осторожный рассвет – надежда на большее, чем диспансеризация… Но опыт подсказывал и влек меня к осторожности: нельзя спугнуть это лирическую мелодию. Я замер, словно шалавый барбос, размышляющий перед колесом дорогостоящего "Мерседеса": стоит ли задрать правую ножку и оморосить предмет вожделения тунеядцев. Я решил загнать свою надежду, можно сказать, в темные кладовые ожидания! Но на всякий случай подобрал живот, напряг мышцы, как удав перед броском с ветки эвкалипта на доверчивую, трепещущую лань…