Масонство и глобализм. Невидимая империя

На самом деле в среде русских масонов стали обнаруживаться все большие расхождения. На одних самым решительным образом повлиял шок от французской революции, казни монархов, распространение французской философии, в которой без труда угадывалась антихристианская направленность и антимонархизм. Один из видных «розенкрейцеров» И. Лопухин под впечатлением французской «буйной свободы», направленной против «единовластия», писал: «О страна несчастия! Коль ужасное позорище превратов и бедствий ты являешь! Добродетель вменяется в порок, и святые законы чистоты ея почитаются вымыслом суеверия… Дерзость, бесстыдство, лютость паче зверской, и жало сатанинского остроумия составляют качество сонмища мучителей, весь народ мерзостью своей печатлеющего…Терзают свою утробу, реками льют кровь свою и ею упиваются». Проповеди социального равенства его и многих русских масонов, являвшимися владельцами крепостных крестьян, пугали не на шутку. И. Лопухин особо защищал «строгую иерархию подчиненности» и в сочинении 1794 года возглашал: «Все вопиет нам о естественности неравенства».

И даже А. Кутузов, переводчик Юнга и Клопштока, посланный «розенкрейцерами» для связи с западными масонами в Берлин, друг Радищева, резко разошелся с ним во взглядах на религию и власть. «Смело можно сказать, — заключал он в одном письме, — что из среды нас не выйдет никогда Мирабо и ему подобные чудовища. Христианин и возмутитель против власти, от Бога установленныя, есть совершенное противоречие». (Как не вспомнить стихи Дениса Давыдова о том, как путались в голове русских масонов барство и словоизлияния о свободах: «А глядишь, наш Мирабо старого Гаврилу за измятое жабо хлещет в ус и рыло».)

Впрочем творчество отечественных масонов иногда ударялось в такие утопии, которые могли присниться только Орвеллу с его «Скотным двором». Князь Щербатов например, предлагал Павлу I в сочинении «Путешествие в землю офирскую» такой образчик регламентации, отдающей духом военного коммунизма:

«Контроль государства проводится при помощи нравственно очищенных офицеров, санскреев или благочинных… Все так рассчитано, что каждому положены правила, как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по скольку блюд на столе, какие напитки, даже содержание скота, дров и освещения положено в цену: дается посуда из казны по чинам, единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная… Нет ни богатства, ни убожества. «Хлеб распределяют государственные житницы, агропункты отпускают семена». Кое-что из этих рекомендаций Павел попытался воплотить в виде военных поселений.

Впрочем, масонские убеждения большинства членов лож уживались, за небольшими исключениями, с крепостническими взглядами. Прототип личности, обратившей Пьера Безухова в масонство, О. Поздеев в своей записке «Мысли против дарования простому народу так называемой гражданской свободы» замечал: «Если позволять всякому стремиться делаться выше, нежели он есть, то все состояния будут делаться недовольны… При равенстве сословий, кто станет унимать от грабежей и убийств». А другой «брат» Ф. Глинка высказывался за сохранение крепостничества по «гуманным» мотивам: «Наши крепостные люди похожи на канареек, в клетках они зародились, в клетках воспитались, выпустите их из клеток на волю, разумеется без предварительного приуготовления, они не найдут, где добыть себе хлеба, и многие пропадут с голоду и холоду».

О том, как помещики помогали крепостным, говорит тот факт, что тот же О. Поздеев довел своих крепостных бесчеловечным отношением до настоящего бунта.

Интересное исследование о правовых воззрениях российских масонов на рубеже XVIII–XIX веков провел нижегородский исследователь А. Лушин. Из него следует, что российское масонство придерживалось более монархического и консервативного направления, чем это было на Западе. Главным для них было следование масонской фигуре наугольника, который означал законность действий. Одним из теоретиков правовых взглядов российских масонов являлся тайный советник сенатор И. Лопухин, который в своих работах стремился предупредить от злоупотребления властью и советовал строго придерживаться законной меры наказаний. Конечно, отсюда до декабристов с их «цареубийственным кинжалом» было очень далеко. В защите «прав человека», если перейти на современный язык, основным они считали сохранение крепостного права. Но этот же консерватизм отдалял их от следования за наиболее радикальными формами масонства на Западе, побуждал к осторожности и в доктринах, особенно когда они выявляли антихристианские моменты. Может быть, и поэтому западные менторы опасались знакомить российских «братьев» со своими доктринами в полном их объеме и воздерживались от повышения российских «розенкрейцеров» на более высокие градусы.