Масонство и русская интеллигенция

I

"Странный вы народ, русские, - сказал однажды одному из западников образованный француз, выслушав его умственные расшаркивания перед Европой, - вы потомки великого исторического рода, а разыгрываете добровольно род безродных найденышей". Заслугой славянофилов является то, что они не захотели больше разыгрывать унизительной роли безродных найденышей, которую навязал России Петр. Они много и плодотворно поработали, чтобы понять идейные основы государственного и культурного творчества русского народа до Петра. Славянофилы поняли, что принципы на которых опирается европейская культура далеки от идеальных, что Петр I ошибся когда вообразил что подражание Европе - гарантия здорового государственного и культурного строительства. Славянофилы поставили вопрос: "Кто такие русские? Младшие дети европейской культуры, или носители иной, другой великой самобытной культуры? На эти вопросы в своих исторических, богословских и философских сочинениях славянофилы отвечали: "Русские - не европейцы, они носители великой самобытной православной культуры, не менее великой, чем европейская, но в силу неблагоприятных условий исторического развития, не достигшей еще такой стадии развития какую достигла европейская культура. Заслуги славянофилов, несмотря на романтизм и некоторую утопичность их воззрений на русское прошлое - велики. Так, Киреевский философски обосновывает идею о самобытности исторического пути русского народа и самобытности русской культуры. А. Хомяков в своих богословских сочинениях поднимает православное богословие на высшую ступень, философски обосновывает идею соборности православной церкви и соборности русского народа. Эти идеи, так же как и многие другие, развиваемые славянофилами, не что иное как древние русские идеи, забытые после Петровской революции. "Я полагаю, - писал Достоевский в "Дневнике Писателя" за 1876 год, - что для многих славянофилы наши - как бы с неба упали, но ведут свой род еще с реформы Петра, как протест всему, что в ней было неверного и фанатически исключительного". "Нужно было Пушкина, Хомяковых, Самариных, Аксаковых, - пишет он в другом месте, - чтобы начать толковать об настоящей сути народной (до них хоть и толковали о ней, но как-то классически и театрально). И когда они начали толковать об "народной правде", все смотрели на них как на эпилептиков и идиотов, имеющих в идеале - есть редьку и писать донесения". Да, донесения. Они до того всех удивили на первых порах своим появлением и своими мнениями, что либералы начали даже сомневаться: не хотят ли де они писать на них донесения? Решите сами: далеко или нет от этого глупенького взгляда на славянофильство ушли многие современные либералы". "Я во многом убеждений чисто славянофильских, - писал Достоевский, - хотя, может быть и не вполне славянофил. Славянофилы до сих пор понимаются различно. Для иных, даже и теперь, славянофильство, как в старину, например, для Белинского, означало лишь квас и редьку. Белинский, действительно, дальше не заходил в понимании славянофильства". "Тут главное, - писал Достоевский в "Дневнике Писателя", давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности. Прежде, когдато, все это были либералы и прогрессисты и таковыми почитались; но историческое их время прошло, и теперь трудно представить себе что-нибудь их ретрограднее. Между тем, в блаженном застое своем на идеях сороковых и тридцатых годов, они все еще себя считают передовыми. Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более брезгливых аристократов в отношении к народу. Скажут, что они обличали в нашем народе лишь темные стороны, но дело в том, что обличая темное, они осмеяли и все светлое, и даже так можно сказать, что в светлом-то и усмотрели темное, Не разглядели они тут, что светло, а что темно! И действительно, если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать". "Идею мы несем вовсе не ту, чем они, в человечество - вот причина. - пишет Достоевский. - И это несмотря на то, что наши "русские европейцы" изо всех сил уверяют Европу, что у нас нет никакой идеи, да и впредь быть не может, что Россия и не способна иметь идею, а способна лишь подражать, и что мы вовсе не азиаты, не варвары, а совсем, совсем как они, европейцы. Но Европа нашим русским европейцам на этот раз, по крайней мере, не поверила. Напротив, в этом случае она, так сказать, совпала в заключениях своих с славянофилами нашими, хотя их не знает вовсе, и только разве слышала об них кое-что. Совпадение же именно в том, что и Европа верит, как и славянофилы, что у нас есть "идея", своя, особенная и не европейская что Россия может и способна иметь идею".

II