Масонство в прошлом и настоящем

Однако вернемся к проблеме отношений между масонством и традиционными инициациями. В главах «Феноменология инициации» и «Смерть и инициация» своей знаменитой книги «Священное и мирское» Мирча Элиаде в связи с первобытно-племенными инициационными обрядами пишет: «…повсеместно церемония начинается с отделения посвящаемого от его семьи и увода его в уединенное место. Лес, роща, джунгли, сумерки пещеры — вот символы потустороннего мира, царства мертвых. Кое-где, например, верят, что посвящаемого уносит в жунгли тигр. Дикий зверь, таким образом, является воплощением мифического предка, Мастера инициации (заметьте, что в масонской инициации действует Мастер- Наставник, вспомогающий кандидату. — Авт.). Та же иниционная схема — страдание, смерть и воскресение — неизменно встречается во всех мистериях. Смерть считается высшей степенью инициации, началом нового духовного существования. Или, лучше сказать, рождение, смерть и воскресение считаются тремя моментами единой мистерии. Все силы архаический человек употреблял на то, чтобы доказать, будто между этими моментами нет прерывности. Ни на одном из них нельзя останавливаться»[75]. Правда, как мы уже говорили, было бы неправильно видеть в масонстве только модернизацию первобытных инициационных культов. В этих культах обычно используют подкрепляющие средства (укажем, к примеру, на наркотический эффект корня и бога, применяемый при совершении инициационного обряда тайной общиной бвигов, действующей среди прибрежного населения Габона) и мотивировки очищения от грехов, представляющие чрезвычайный интерес с психоаналитической точки зрения, но совершенно отсутствующие в масонском пути. V многих племен знания (неважно — космологические, нравственные и пр.), которые передаются новоинициируемому, являются заветом предков, которых следует умилостивить посредством жертвоприношений. Так, поро, объединенные в мощный тайный союз, действующий на территории Западной Африки, совершают человеческие жертвоприношения. В подобной практике присутствует элемент коллективного очищения от грехов, сопряженных с переживанием виновности, связанной с инцестом (кровосмешением) и эдиповым комплексом. Предки являются «коллективным отцом»: каждый из членов племени имеет одного отца, гнев которого следует смягчить. Таким образом, первобытный человек вынужден символически убить самого себя как ребенка. Для «осуществления» этого он объединяется с другими мужчинами группы и участвует в выборе «человеческого символа», обычно юноши, который и будет принесен в жертву.

Центральная роль «инфантильного магического мышления», говоря психоаналитическим языком, в первобытной инициации позволяет нам сделать вывод, что она соотносима с масонской инициацией так же, как детство соотносится со зрелым возрастом.

Нетрудно провести параллель между масонской инициацией и античными мистериями. Мистерии являются одной из наиболее волнующих страниц духовной истории человечества. Центром их распространения был бассейн Средиземного моря (Египет, Финикия, Греция). Они процветали начиная с VIII–VII вв. до н. э. вплоть до первых двух столетий христианской эры, когда мистерии Митры и гностицизм были «побеждены» новой римской религией.

Во всех мистериях есть центральное ядро — миф, повествующий чаще всего о смерти и воскресении какого-нибудь божества (Озириса, Адониса, Орфея). Вокруг мифа — структуры ритуально-инициационной техники призванные заставить человека идентифицировать себя с божеством, иными словами — привести человека к постижению (что само по себе уже считалось подлинной победой) бессмертия человеческой души. В мистериях нередко использовались натуралистические аллегории.