Масонство в прошлом и настоящем

«Господь наш, Иегова, перевернул порядок мира. Суббота грядет, и Он спешит возвратить мир к началам, ибо его период или цикл подошел к концу»[265]. Мы имеем здесь дело со свидетельством того, что розенкрейцеры XVI–XVII вв. основывали свои верования на Апокалипсисе. На это же указывает один из крупнейших авторитетов в истории розенкрейцерского движения, Фрэнсис Иэйтс[266]. Ожидание великих перемен является постоянной темой иудаизма и христианства. При более внимательном рассмотрении это — наследие еще более дальних предков. Например, индуистская концепция времени исходит из того, что по завершении тысячи «махаюга» («maha — yuga») (летосчисление великих богов) материя возвратится в неразличимое состояние и будет реорганизована созидательным божеством. Так же как и в Апокалипсисе, согласно «манава-дхарма-шастри» («manava — dharma — sastra»), обновлению творения предшествует период «калиюга» («kali — yuga»), характеризующийся

постепенным упадком человеческой жизни и неслыханным возрастанием зла, хотя следует отметить, что между древнеиндийской концепцией времени (абсолютно циклической) и иудейско-христианской (более линеарной) существует немало различий, на которых мы не станем сейчас останавливаться[267].

Вероятно, розенкрейцеры отождествляли апокалипсическое видение истории с универсальной и всеобщей реформой (Allgemeine und General Reformation), призванной слить воедино ценности первоначального христианства с началами научного мировоззрения. Известно, что Ньютон проявлял живой интерес к учению розенкрейцерства и, быть может, поддерживал контакты с представителями эзотеризма, хотя мы и не располагаем документальными подтверждениями его принадлежности к какому-либо ордену. Ньютон занимался изучением символогии и пророчества Откровения Иоанна Богослова[268].

В этой связи представляется интересным тот факт, что «апокалипсическая» степень Рыцаря Востока и Запада непосредственно предшествует степени Князя Розенкрейцера, то есть восемнадцатой степени. Рыцари Востока и Запада, говорится в ритуальном тексте, скитались в лесах и горах с тех пор, как был разрушен храм, претерпевая страдания за Слово. Затем они обратились с просьбой к розенкрейцерам и были приняты в их ряды.

Восемнадцатая степень шотландского обряда, по наблюдениям наиболее внимательных исследователей, обладает рядом неповторимых особенностей. Отчасти это связано с ее названием, уводящим к великим гностическим традициям прошлых эпох, отчасти — с особой торжественностью самого обряда. Нам представляется, что особенности этой степени связаны с тем, что в ней выражен синтез двух основных течений спиритуализма — универсалистско-масонской и христианско-гностической школ. Говоря о христианско-гностическом направлении, мы имеем в виду не разноцветие доктрин христианского гностицизма первых столетий, а широкое религиозное течение, в центре которого находилась фигура исторического Христа и Христа-Логоса. Этот вид религиозности был лишен догматических пут, являясь открытым для поиска в духе эзотеризма.

Например, христианско-гностической является доктрина Якоба Бёме, не вписывающаяся в гностические системы офитов, валентиниаицев, карпокрацианцев и т. п.[269].

Христианская составляющая в розенкрейцерской степени, разумеется, не связана ни с одной из форм исторического христианства. Это невозможно в контексте масонского универсализма. Христианский мотив в розенкрейцерстве выражен посредством темы любви как основной темы христианского предания, драматургия которого, по удачному определению Штейнера, построена на «солярном архетипе Любви». Происхождение степени по-прежнему дискуссионно. Некоторые авторы предполагают, что она была введена иезуитами, хотя спиритуализм этой степени не имеет ничего общего с умонастроением иезуитства. В крайнем случае его можно определить как специфическое направление «либерального протестантизма» вроде того, какого придерживались последователи Фаусто Сочино, видевшие в Христе духовного наставника, а не Сына Божия традиционной теологии[270].

Розенкрейцер не должен обожествлять Христа. Впро чем, и в самом христианском предании, считающем Иисуса Сыном Божиим и Господом, не говорится на эту тему однозначно. Как подчеркивает теолог и библеист Ф. Сальвони (католик, перешедший в протестантство), у евреев слово «ben» (сын) указывает не только на «родственные» связи, но и на связи «духовные», иными словами, «быть сыном кого-то» в библейском смысле не является указанием на некую специфическую реальность родства, а свидетельствует о «похожести на кого-то, о том, что этот кто-то передает через свое подобие свою волю»[271]. Выражение «Иисус Сын Божий» (вспомним, что и Давид поименован в Библии точно так же, не говоря уже о философах, героях и чудотворцах, обо жествляемых эллинизмом) не обладает, следовательно, тем значением, которое ему исключительно приписывают отцы церкви.