Масоны

- Нет, вы с ним говорили не много, - сказал он, - но вы очень много смеялись, когда он вас забавлял своими насмешками на мой счет.

Пани Вибель при этом уж нахмурилась и стремительно спросила:

- Но как же ты это знаешь?

- Я слышал ваш разговор в этой угольной комнате в Синькове.

- О, ты поэтому подслушивал! Как это благородно! Но в этом разговоре ничего особенного и не было; он болтал разный вздор, и я действительно рассмеялась... Что ж тут такого важного?

- Как? - почти рявкнул на это Аггей Никитич, быстро поднимаясь с дивана и сбрасывая с него свои длинные ноги. - Это не важность, когда вам говорят, что я ворую апельсины на балах, раздавливаю их и из-под меня течет?

- Он это не про тебя говорил, а про других! - думала было немножко поувернуться пани Вибель.

- Нет-с, про меня! - кричал Аггей Никитич, дрожа всем корпусом от начинавшего его бить озноба.

- Но если и про тебя, опять это только глупо и смешно, - не больше.

- Нет, это не смешно! - возразил ей грозно Аггей Никитич. - И что бы, вы думаете, сделал я, когда бы мне кто-нибудь сказал, что вы урод, что вы глупая и развратная женщина? Это ведь тоже была бы нелепость! Что же бы я стал над тем смеяться?

- И ты бы рассмеялся, если считаешь это неправдой.

- Ну, я не знаю, что тут считать правдой или неправдой, но я бы того человека вышвырнул в окно, будь даже это женщина!

- Не могла же я, как ты, вышвырнуть в окно камер-юнкера; к тому же окно и закрыто было, - заметила насмешливо пани Вибель.

- Где вам вышвыривать его в окно! Вы, напротив, упивались его пошлыми остротами на мой счет, - произнес Аггей Никитич и хлобыснулся снова на диван, так как лихорадочный припадок окончательно им овладел. Будь пани Вибель несколько поумней и похитрей, ей стоило только прекратить этот разговор и признаться Аггею Никитичу, что она действительно дурно поступила, то, может быть, все бы кончилось благополучно; но, во-первых, она нисколько не считала себя дурно поступившею, а, напротив, в намеках и колкостях Аггея Никитича видела совершенно несправедливое оскорбление ее; сверх того, по темпераменту своему она была очень вспыльчива, так что, когда Аггей Никитич произнес фразу, что пани Вибель упивалась болтовней камер-юнкера, она встала с кресла и с тем гордым видом польки, каковой обнаружила при первом знакомстве своем с откупщицей, произнесла:

- Вы, я вижу, порядочных женщин не умеете понимать, а потому я лучше уйду от вас, и приходите уж вы ко мне раскаяться, когда опомнитесь от вашего глупого гнева!

- Мне же раскаяться? Нет! - воскликнул Аггей Никитич. - "Довольно мне пред гордою полячкой унижаться!"{105} - продекламировал он, переврав немного, из "Сцены у фонтана".

- Но гордая полячка тоже перед вами не унизится! - воскликнула, с своей стороны, пани Вибель и ушла.

Аггея Никитича долго еще бил потом лихорадочный озноб; затем с ним начался жар, и он впал в беспамятство. Заехавший к нему поручик, чтобы узнать, что он предпримет касательно дуэли, увидев Аггея Никитича в совершенно бессознательном положении, поскакал позвать доктора; но тот был в отъезде, почему поручик бросился к аптекарю и, застав того еще не спавшим, объяснил ему, что доктора нет в городе, а между тем исправник их, господин Зверев, находится в отчаянном положении, и потому он просит господина аптекаря посетить больного. Поручик в эти минуты совершенно забыл, в каких отношениях находился Аггей Никитич с аптекарем; но сей последний, получив такое приглашение, первоначально впал в некоторое размышление и в довольно сильную борьбу с самим собою, но в конце концов гуманный масон восторжествовал в нем над оскорбленным мужем.

- Извольте, я с вами поеду, хоть я не доктор! - проговорил он.

В сущности же он был гораздо более искусный доктор, чем городовой врач из семинаристов, умевший только напиваться и брать взятки на рекрутских наборах.

Входя в дом Аггея Никитича, почтенный аптекарь не совсем покойным взором осматривал комнаты; он, кажется, боялся встретить тут жену свою; но, впрочем, увидев больного действительно в опасном положении, он забыл все и исключительно предался заботам врача; обложив в нескольких местах громадную фигуру Аггея Никитича горчичниками, он съездил в аптеку, привез оттуда нужные лекарства и, таким образом, просидел вместе с поручиком у больного до самого утра, когда тот начал несколько посвободнее дышать и, по-видимому, заснул довольно спокойным сном. Уехав затем с поручиком, он сказал, что в двенадцать часов снова будет у больного, вследствие чего поручик тоже еще с раннего утра явился к Аггею Никитичу, который уже проснулся, и прямо, не подумав, бухнул ему, что он привозил к нему не доктора, а аптекаря. Аггея Никитича при этом передернуло всего.

- И он поехал с вами?

- Поехал и потом еще сам ездил в аптеку свою за лекарствами для вас.