Масоны и революция

Прежде всего обращает на себя внимание, что все списки, кроме последнего, представляют собой проекты коалиционного кабинета — такого, куда наряду с «общественными деятелями» входили бы и царские министры. Это очень важный факт. Все эти списки относятся к августу-сентябрю 1915 г., когда оппозиция не только не хотела своего кабинета, составленного целиком из их среды, но всячески противилась этой идее. И в числе главных противников были кадеты во главе с Милюковым, включая и часто поминаемого Н. Яковлевым масона Некрасова, не говоря уже о масоне Шингареве. Нам нет необходимости подробно останавливаться на этом факте, отметим только вслед за Е. Д. Черменским, что это было обусловлено страхом буржуазии перед ответственностью власти, «властебоязнью», как выразился Е. Д. Черменский[11].

В списке Кусковой царских министров уже нет, и это легко объяснимо. Он был составлен в 1916 г., когда идея коалиционного кабинета уже полностью обанкротилась не только в радикальном крыле оппозиции, к которому принадлежала Кускова и ее окружение, но и в земско-городской среде.

Вторая важная особенность этих списков состоит в том, что все до единого кандидата в министры из общественной среды в партийном отношении не выходили за рамки «Прогрессивного блока», начиная от фракции «центра» (В. Н. Львов) и кончая кадетами. Не только в 1915, но и в 1916 г., как отметила Кускова, воображение не шло дальше кадетов и октябристов.

Наконец, третьей характерной чертой этих списков является тот факт, что, несмотря на варианты, объясняемые как политическими, так и личными мотивами, костяк имен, принадлежавших к «общественности», определился сразу, и совершенно твердо. Это в первую очередь оба Львова, Гучков, Милюков, Коновалов, Шингарев. Не будет ошибкой, если мы, учитывая обострение обстановки в стране и процесс «левения» оппозиции, прибавим сюда и Некрасова, итого — семь человек. Вне всякого сомнения: в других, не дошедших до нас вариантах фигурировали фамилии Маклакова, Мануйлова и др. все в тех же пределах ограниченного октябристско-кадетского воображения. Это — то самое, о чем поведал Астров спустя ряд лет Мельгунову. Приведем его слова еще раз: неоднократно в кадетской среде, союзе городов и т. д. перебирались имена в разных комбинациях, и «в результате этой работы слагалось общественное мнение. Получилось любопытное явление. Повсюду назывались одни и те же имена. Оказалось нечто вроде референдума»[12].

Замечено очень точно и верно. Тасовалась одна и та же колода. Такой «референдум» происходит и в среде футбольных болельщиков в наши дни, когда они составляют сборную своей страны. Хотя этих болельщиков миллионы, но тем не менее варианты сборной, которые они предлагают, не выходят из рамок примерно 30 имен, причем тренеры сборной также в основном будут исходить из этих 30 фамилий. Иными словами, состав Временного правительства был предопределен в своей основе задолго до 2 марта 1917 г., а изменения и дополнения, которые произошли, были обусловлены радикально изменившимися условиями. Никакого участия в этом референдуме-процессе масонская организация, как таковая, не принимала. Это было, если так позволительно выразиться, некое стихийное антиреволюционное творчество октябристско-прогрессистско-кадетских и земско-городских масс

Точно так же масоны были в нетях и тогда, когда Временный комитет Государственной думы уже непосредственно формировал первый состав Временного правительства.