Масса Причера

— О да! — усмехнулся Серый. — Я знаю одно чудное местечко. Мистеру Санту там наверняка понравится. Там очень темно и спокойно, но, думаю, мистер Сант не станет привередничать. Честно говоря, скоро ему станет все безразлично.

Эйлин смерила Серого тяжелым взглядом.

— Ты в своем уме? — враждебно спросила она. — Или ты и впрямь вздумал бросить мне вызов?

— Вызов? Конечно нет, сестра. — Человек на троне развел руками. — Но у меня нет другого выбора. Вовсе не я, а Цитадель хочет убрать мистера Санта; он оказался слишком беспокойным и не захотел оставаться снаружи, куда его выбросило из поезда... А поскольку, вернувшись в стерильную зону, он очутился вне закона, наша задача упростилась.

— Наша? Так ты ставишь себя вровень с преступниками? — возмутилась Эйлин. — Что Цитадель собирается сделать с ним?

— Вот этого они мне не сказали, сестра. Мне ведено доставить мистера Санта как можно быстрее, сразу же, как только ты передашь его мне. И я обязан подчиниться.

— Обязан? С меня довольно! — взорвалась Эйлин. — Пора тебе напомнить, с кем ты имеешь дело. Тилликум...

Росомаха подалась вперед, но тут же застыла на месте — это Эйлин, неожиданно вскинув руку, остановила животное. В руке Серого тускло блеснул крошечный лазерный пистолет. Он запрокинул голову и зашелся в хохоте. Смех раскатистым эхом обрушился на них со всех сторон.

— Сестра! Дорогая сестра! Неужто ты думаешь, я стал бы рисковать, если бы не знал, что ты бессильна? Остановись и припомни, удалось ли тебе хоть что-нибудь сделать за последнее время? Хоть маленький фокус из арсенала Великого Искусства?

— О чем ты?

— Сама знаешь! Сама знаешь! — как расшалившийся ребенок, весело воскликнул Серый. — Ты влюблена, дорогая моя сестренка! Ты совершила то, что не проходит безнаказанно ни одной колдунье. Ты влюбилась и утратила свою силу!

— Повторяю, я не из тех глупых старух! — гневно возразила Эйлин. — Мое могущество — это естественный паранормальный дар. Даже влюбившись, я не могу лишиться его, так же, как не могу лишиться по этой причине руки или ноги.

— Ну конечно, не можешь! Конечно! — совсем развеселился Серый. — Твой дар по-прежнему при тебе, но ты не можешь им воспользоваться. А все потому, что в детстве ты наслушалась старых сказок, и теперь примитивная часть твоего подсознания не в силах избавиться от них. Разве не так? Ты права, сестренка, — любовь не может лишить тебя твоего дара, но она создает психологический барьер. Не...

Эйлин отступила назад, скрестила у самого лица указательные и средние пальцы обеих рук и, посмотрев сквозь образовавшуюся решетку на Серого, быстро проговорила:

Свет проклинает тьму, и оба клянут серый цвет.
Деревья и камни, визгливая сойка
Услышат твой стон, лишь наступит рассвет.
Pater sonris maleorum...[3]

— Не получилось! Не получилось! — Серый затрясся в новом приступе хохота. — Слова! Вот что у тебя осталось — одни только слова! Ну а теперь я забираю этого человека.

Он ткнул указательным пальцем в Чаза. В следующий миг Чаз погрузился в безмолвную тишину.

Глава 5

В первое мгновение Чазу показалось, что его попросту переместили в другое место. Но через несколько секунд у него появилось неприятное ощущение, будто он довольно продолжительный отрезок времени находился без сознания.

Его словно погрузили в Ничто — темное, непроницаемое, лишенное каких-либо ориентиров бесконечное небытие. Ему казалось, что он увяз в некоей вязкой субстанции, как насекомое, угодившее в смолу. Кожа потеряла всякую чувствительность, он не чувствовал ни тепла, ни холода. Чаз даже не смог бы с уверенностью сказать, дышит ли он.

Вокруг царила абсолютная тишина — или все же нет? Он уловил медленный, очень медленный, регулярно повторяющийся звук. Мгновение он ничего не мог понять, потом узнал в нем биение собственного сердца. И тут впервые у Чаза зародилось подозрение. Он осторожно повернул голову сначала направо, потом налево, но так и не смог определить, удалось ли ему это. Однако усилие вызвало скрип, донесшийся откуда-то сзади. Чаз догадался, в каком положении он очутился, но от этого ему стало ничуть не легче.

Скрип был вызван трением шейных позвонков, когда он поворачивал голову. Но столь слабый звук, передававшийся по костям позвоночника и черепа, можно было уловить лишь находясь в полной изоляции — например, плавая в какой-нибудь жидкой среде или паря на невесомых растяжках. Камера полной изоляции была старинным изобретением, придуманным еще в двадцатом веке, но тем не менее отнюдь не безобидным. Достаточно на несколько часов отключить внешние раздражители, и человек потеряет память — его ум превратится в чистый лист бумаги, на котором можно запечатлеть все, что угодно.