Масса Причера

«Конечно, — уговаривал он себя, — его нельзя разглядеть сразу. Но, быть может, постепенно...» Не мигая, он таращился в темноту, постепенно ему стало казаться, что он видит крохотный светлячок — точно такой же, из какого возникли Богомол и Улитка. Чаз сконцентрировался на крохотной искорке. Медленно, очень медленно, мерцание становилось все ярче, огонек увеличивался в размерах, приближался...

И вот катализатор обрел очертания. Чаз держал камень перед глазами и отчетливо видел каждую неровность, различал каждый оттенок. Он смотрел на камень, и тот постепенно менял очертания.

Перед Чазом запестрел выбор альтернатив — как и тогда, во время крушения поезда, они предстали перед ним в виде слегка развернутой колоды карт. Теперь Чаз ясно видел, что выход есть. Ну конечно! Его поместили в камеру лишь на время. Тот, кто это сделал, хотел выждать, пока разум Чаза ослабнет. Но потом за ним придут. А пока он с помощью катализатора должен отыскать какое-то занятие, чтобы спасти свой разум... Ну конечно! Чаз едва не рассмеялся от радости. В этой бесконечной тьме он может построить свою собственную Массу Причера, здесь, на Земле, — точно так же, как в том сне...

И они с катализатором принялись за дело... Масса Причера начала обретать форму...

...Неожиданно по закрытым глазам словно ударили хлыстом — в лицо Чаза хлынул поток ослепительного света, и почти завершенную Массу Причера отбросило на задворки сознания. Чаз не открывал глаза; он поник, безвольно расслабив тело. Он чувствовал рядом с собой движение чьих-то рук, плеск жидкости и щелканье расстегиваемых пряжек. Потом его слегка потянули за руки и за ноги.

— Готово, — донесся откуда-то издалека мужской голос. — Поднимаем!

Чаз почувствовал, как его подхватили за плечи и за ноги и уложили на какую-то поверхность, показавшуюся нестерпимо жесткой после вязкого уюта Ничто. Он по-прежнему не открывал глаз. С его головы сняли некое подобие шлема и освободили тело от эластичного комбинезона.

Теплый воздух коснулся его кожи. После непроницаемой тишины камеры каждый звук грохотом отдавался в ушах. Дыхание людей, возившихся рядом, напоминало сопение слонов. Он услышал, как, оглушительно шаркая подошвами, они отошли в сторону; до него донесся плеск, потом неясное клацанье.

Чаз открыл глаза и повернул голову.

Он лежал в обычной больничной палате на покрытой белой простыней кушетке. Прозрачная передняя стена была задернута голубой занавеской. Два человека в белых халатах стояли к нему спиной и копошились в черном прямоугольном ящике, напоминавшем два поставленных друг на друга гроба. На мгновение Чаз ослеп, но быстро пришел в себя.

Спустив ноги с кровати, он встал и шагнул в сторону санитаров. Они продолжали возиться с таинственным ящиком.

Полагая, что сжимает в руке камень, Чаз со всего маху ударил одного из санитаров чуть ниже затылка и лишь потом сообразил, что в руке ничего нет. Но и без камня удар получился сокрушительным — слишком велика была ярость, переполнявшая Чаза. Человек рухнул на колени. Второй санитар обернулся, на его лице отразилось глубокое изумление. Не мешкая, Чаз сбил его с ног и вне себя от ярости принялся наносить удары.

Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что и вторая жертва затихла. Чаз сделал над собой усилие и остановился. Он с трудом поднялся на ноги; гнев иссяк, оставив ощущение слабости и беспомощности. К горлу подступила дурнота. Ноги дрожали; чтобы не упасть, Чаз прислонился к стене.

Спустя минуту дрожь и тошнота отступили. Санитары не подавали признаков жизни. Чаз не мог заставить себя взглянуть в их лица. К счастью, первая жертва лежала уткнувшись лицом в пол. Чаз ухитрился, не переворачивая санитара, стянуть с него одежду. Он оделся и отдернул занавеску, за ней обнаружилась дверь.

Он осторожно выглянул наружу. Перед ним находилось обычное больничное отделение с расположенными по кругу палатами. В центре холла находилась регистрационная стойка, за которой, склонившись над какими-то бумагами, сидели две медсестры. Задержав дыхание, Чаз выскользнул из палаты и, прикрыв за собой дверь, небрежной походкой направился к выходу из отделения.

Ни одна из сестер не обратила на него внимания. Через несколько секунд он уже шагал по широкому коридору, по которому сновали больные и медперсонал. Минуты через три он впрыгнул в четырехместное такси; выехав из подземного гаража, машина устремилась к Центральному вокзалу. Для оплаты такси Чаз воспользовался кредитной карточкой одного из санитаров.

Пока машина неслась по тоннелям, он изучил список пунктов назначения и обнаружил, что находится в зоне Чикаго, где-то возле Эванстона. Город был слишком велик, чтобы его можно было загерметизировать как единую стерильную зону. Поэтому современный Чикаго представлял несколько связанных между собой куполов и подземных районов. Как и в любом мегаполисе, в нем царила обычная суматоха; и Чаз надеялся избежать ареста — по крайней мере до тех пор, пока не встретится с Вакой и не пройдет испытание. К тому же с чужой кредиткой в кармане его шансы несколько увеличивались.