Масса Причера

Тем временем люди, сидевшие за длинным столом, поменялись местами. Этрия уступила свое кресло рядом с Джаем какому-то немолодому плотному человеку с бульдожьей физиономией. Человек кого-то смутно напоминал Чазу. Напрягшись, он вспомнил, что физиономия принадлежит губернатору Большого Чикаго. Значит, Эйлин была права насчет связи Цитадели с правительственными чиновниками.

Чаз снова перевел взгляд на панораму площади. Думай, приказал он себе. Возбужденная и явно настроенная против Эмбри-Тауэр толпа заполонила площадь. Чаз узнал нескольких скитальцев, одетых в обычные серые комбинезоны. Они непрерывно передвигались с места на место, подзадоривая толпу. Но Красного Скитальца среди них не было. Странно, но его отсутствие вызвало лишь легкое удивление... Вспомнив об Эйлин, Чаз оглянулся на девушку.

Она сидела в таком же, как и он, кресле, метрах в трех от него. Когда их глаза встретились, девушка вымученно улыбнулась. Как и его, Эйлин не пристегнули к креслу, хотя в дальнем конце комнаты Чаз заметил худощавого юношу, который держал их под прицелом ручного лазера.

Он снова повернул голову в сторону стола.

— Джай.

Тот оторвался от разговора с губернатором и невысоким седовласым человеком. Седой отошел и сел чуть в стороне. Джай вопросительно посмотрел на Чаза. Тот помолчал.

— Эйлин... — наконец произнес Чаз. — Она тебе здесь не нужна.

Джай покачал головой.

— По правде говоря, — сказал он, — я и сам предпочел бы обойтись без нее. В конце концов, я тоже колдун — по крайней мере был им когда-то. Я стараюсь не причинять людям вред — это очень плохо сказывается на даре. В сенсорных зонах появляются мертвые участки. Но в данном случае нам необходимо создать на твоем примере прецедент. И без Эйлин в этом не обойтись. А жаль... — Джай перевел взгляд на девушку. — У тебя действительно уникальный дар, сестра.

— Не смей называть меня сестрой, — еле слышно произнесла Эйлин. — Ты недостоин зваться колдуном... — Она замолчала и продолжила:

Пусть покроет тебя тьма,
Ослепит твои глаза;
Поглотит тебя могила,
Будь ты проклят навсегда!

— Мне очень жаль, — сказал Джай. — Я вполне понимаю твои чувства. Но неужели ты не понимаешь, что сейчас ты бессильна? За всю свою жизнь я не встречал никого, кто бы смог потягаться со мной в колдовском искусстве, не говоря уже о том, чтобы причинить мне вред...

И Джай снова погрузился в беседу с губернатором. Тем временем площадь на экране уже заполнилась до отказа. Люди все прибывали и прибывали. На западе черный дым пожарища все еще поднимался над крышами зданий и прозрачными куполами. Чаз догадался, что близится вечер — тусклый зимний день медленно отступал под натиском унылых сумерек. Пронзительная тоска сжала сердце Чаза, внутренний голос шептал ему, что битва проиграна. Проиграна и забыта...

Откуда-то из дальних уголков памяти всплыли строки из старинной баллады. Как же она называлась?.. Ах да... «La Belle Dame sans Merci»[5] Джона Китса...

«Зачем здесь, рыцарь, бродишь ты
Один, угрюм и бледнолиц?
Осока в озере мертва,
Не слышно птиц».

Чаз горько усмехнулся, припомнив ответ на этот вопрос:

«Страшись! La Belle Dame sans Merci
Владычица твоя!»

...Только сейчас это была не «La Belle Dame» — Прекрасная Дама, а «Le Beau Jai» — Красавчик Джай, истинный владыка мира.

Из динамиков донесся слабый гул. Чаз посмотрел на экран и увидел раскачивающуюся из стороны в сторону толпу. Очевидно, собравшиеся на площади скандировали какой-то лозунг, их рев доносился монотонным гулом. Слов Чаз разобрать не смог. Неожиданно гул и раскачивание прекратились, камера развернулась, и на экране возникло изображение нижних этажей здания. На стене вспыхнул гигантский экран — Чаз увидел длинный стол и людей, сидящих за ним. Затем крупным планом показали губернатора Большого Чикаго. Он заговорил. Кто-то добавил громкости, и динамик эхом разнес слова, которые Чаз и без того прекрасно слышал, поскольку оратор находился в двух шагах.