Массандрагора. Взломщики

– Разговорчики, знаешь ли! – проворчал дед, проверяя крепость одной из метелок. – Совсем прохудилась, родимая. Ничего, веревочку сейчас подтянем и будешь как новая.

Соломон медленно выдохнул. Полная жесть.

– Так, – сержант отставил метлу к стене, – сходи-ка, милок, остальных позови. Они во-он там, в каптерке сидят, за теми колоннами, будь они все неладны. Давай-давай, чего вылупился? Трое вас тут, других не будет!

Соломон открыл было рот, но потом захлопнул его и с раздражением направился в вестибюль, где заметил приоткрытую в дежурку дверь и бьющий оттуда свет. Внутри за столом сидели два парня и резались в карты. Павел вспомнил их: именно они гоняли балду в самый первый день в холле у кабинета Караваевой. Вот уж точно раздолбаи!

«Раздолбаи» совершенно не обращали на него внимания. Первый – маленький, щупленький, вихрастый и донельзя белобрысый. У него были острый нос и слегка раскосые серые глаза – это придавало ему лисье выражение.

– Сдавай, Баламут! – звонким тоненьким голоском приказал он компаньону. – Теперь ты мне уже три косаря должен, – добавил он, прищурившись и уперев руки в бока, из-за чего стал похож на маленького и хитрого пирата.

– Отыграюсь, – флегматично отозвался второй низким голосом, с хрипотцой, сгребая карты в одну кучу. Этот был почти полной противоположностью «пирата»: довольно высокий, хотя и сутулый, смуглый, с прилизанной на лоб челкой, мясистым носом, темными большими глазами с длинными ресницами и пухлыми губами, из-за чего здорово напоминал цыгана. Движения у него были медленные, сонные, какие-то неуверенные. Баламут принялся неторопливо мешать колоду.

– Вас зовут, – сказал Соломон, неодобрительно разглядывая парочку.

Ноль реакции.

– Зовут вас, говорю! – сказал он громче. – Сержант, вон там, на перроне.

– А ты кто такой, собственно? – Белобрысый медленно, демонстративно развернулся к нему и замахал растопыренными локтями, словно петух. – Что еще за фрукт такой, а? Баламут, посмотри-ка на этого фраерка!

– Фраерок как фраерок… – равнодушно пожал плечами Баламут, не поднимая головы. – Мне-то что… Может, сыграешь с нами? – вполне благожелательно осведомился он, показывая Соломону колоду. – На деньги.

Тот покачал головой:

– Некогда, чуваки. И вам не советую.

– Чего это ты там не советуешь? – недобро прищурился белобрысый. – В тыкву захотел?

– Я-то? – усмехнулся Соломон. Ща он этих школяров одним махом через бедро…

– Да ладно тебе, Калина, – сказал вдруг цыган, откладывая колоду, – надоело уже. Я потом отыграюсь.

– Ага, отыграешься, как же, – смачно сплюнул Калина, не сводя яростного взгляда с Павла.

– Пошли уже, что ли… – протянул Баламут, тяжело поднимаясь и разминая спину, – может, нас уже наконец-то в лагерь переводят.

– Никуда нас не переводят, балда, зуб даю, – белобрысый медленно отвел взгляд от Соломона, – опять старикашка задарма припахать нас хочет.

– Ага, а ты хочешь, чтобы комиссар опять сюда приперся? – заметил Баламут. – Нет уж, ты как хошь, а я пойду. И то – разнообразие какое-то.

– Ладно, черти, я с вами, – с неохотой пробурчал Калина, и они втроем направились к сержанту.

– Что так долго? – неодобрительно проворчал тот. – Вот, берите, – он показал на метлы и ведра.

– Пахомыч, может, хватит уже эксплуатировать рабочий класс, а? – пропищал Калина. – Мы тебе не обязаны подчиняться!

– Но-но! – сдвинул брови сержант. – Какой я тебе Пахомыч! Не обязаны они, ишь! Тоже мне, рабочий класс выискался, голодранец несчастный. А ну, говорю, марш вон туда: от того перрона и до обеда мести вестибюль – тщательно и без перекуров! Слышали, что говорю? А то будет как в прошлый раз, я вам обещаю. Калиникин, ты всё усек?

– Всё, – пробурчал белобрысый, резким движением подхватил метлу и побрел к параллельному перрону.

– А вот насчет сигареток… – промямлил Баламут, вытягивая к деду трясущуюся грязную ладонь. – Не найдется ли парочка, а? Пожалуйста… Я отдам, честно… Как только отыграюсь.

Старикан что-то проворчал, но достал пачку и дал попрошайке две сигареты.

– Спасибо преогромное! – манерно поклонился цыган.

Часа полтора они вяло мели вестибюль, задыхаясь от пыли и проклиная все на свете. Ну какие подметальщики могут выйти из цыгана, хакера и беспризорника?! Сержант конечно же почти сразу ушел.

– Некогда мне с вами тут околачиваться, у меня смена скоро заканчивается, – перед этим заявил он. – А ты, – обратился он к Соломону, – не слушай их, они тебе понарасскажут всякого…

Первые двадцать минут прошли почти в полном молчании. Потом они все-таки разговорились – началось все, естественно, с перекура. Они стояли на самом краю перрона, смотря на рельсы, и пускали длинные струи сизого дыма. Вентиляция тут не работала или работала очень слабо – тока воздуха почти не было.

– После обеда зафурычит, – пообещал Баламут. – Выть будет, как стадо пьяных бизонов.