Он пересел поближе, но прятал взгляд. Это было приглашение к примирению, но к примирению на известных условиях. Н. был необходим Сэнсею. Раньше необходимость казалась взаимной. Н. тоже нуждался в Сэнсее – бездумно, как приблудный кот в руке, кидающей ему рыбьи потроха. Но, так уж получилось, он больше не был приблудным котом. Его больше не тащило по дорогам, как облачко мелкого сора. Географический ветер, что нес его, сменился иным – Н. теперь летел навстречу Соледад, хотя как будто оставался на месте.
Он помнил наизусть все ее письма. Она писала о милых пустяках: расцвел кактус, соседский пес лез целоваться, волосы отросли – стричь или нет? А он ощущал эти пустяки как ниточки, приникавшие к его коже и прораставшие в нее. Она приучала его к себе – и он приучал ее к себе, рассказывая, как смастерил подставку под чайник из толстой веревки. Он в каждом письме посылал ей свои ниточки – чтобы, сплетясь и переплетясь, они создали жемчужную паутину для двоих.
И он поверил, что может письмами исцелить ее, раз уж не дотянется руками.
Эта женщина вызвала в нем чувство, которое он испытывал разве что в какой-то предыдущей жизни, – огонь в глубине глаз, жгущий изнутри и отдающий приказания: обними, приголубь, одень в свою нежность и преданность!
Когда он писал ей, то чувствовал и этот огонь, и что-то иное – словно бы тело лишалось веса, а в ушах звенела венчальная музыка.
Чтобы не объясняться с Сэнсеем, Н. демонстративно обхватил за плечи девчонку, сидевшую рядом. Это была обычная, никому не нужная девчонка, худенькая и бледная, пришедшая к ролевикам, чтобы хоть во время игры быть красивой и слышать слова о любви.
Она не ожидала объятия, но любила всю ролевушную тусовку разом, новичков с ветеранами и мальчиков с девочками; поэтому она прижалась к Н., глядя при этом на подружек так, как если бы у нее на плече вовсе не лежала белокожая мужская рука.
Плечо, кстати, несло на себе отчаянную татуировку, дорогую, цветную, с волчьей мордой, – не каждая девочка на такое отважится только ради того, чтобы на несколько часов привлечь внимание тусовки.
Н. ощутил этого зверя сквозь одежду – сквозь тонкую заношенную кофточку.
Волк был одинок и обижен на весь белый свет. Он показывал слишком большие для его тонкой удлиненной морды клыки. Умные пальцы Н. вошли в его клочковатую шерсть, черную с синим, добрались до кожи, немного взъерошили жесткий волчий воротник, замерли, определяя границы допустимого.
Волк имел под кожей кольчугу – примерно такую, как лежащая сейчас на столе. Она не держала удара, да и сплетена была с ошибками, об этом сейчас рассуждали реконструкторы, тыча пальцами в переплетенные кольца. Очевидно, это был волк-оборотень, популярный в «Драконьей крови» персонаж. Кольчуга волку была велика, она распространялась за пределы его морды, растекалась лентами, и под пальцами Н. ленты слегка разошлись.
Он уже имел дело с этой бедой, с подкожным металлом.
Раньше он знал, что есть нечто холодное, разгоняемое умными движениями рук, и особо не любопытствовал, откуда оно и для чего. После новогодия, после предложения, сделанного любимой женщине у окна свадебного салона, после того как впервые возникли в душе венчальная музыка и понимание, что венцы – это навсегда, он догадался: то, что под пальцами, не льдинки тающие, а металл, имеющий даже такое свойство металла, как способность притягивать мелкие железные и стальные предметы.
Н. институтов не кончал, медицинских книжек практически не читал, и из всех инфекций всерьез имел дело разве что с гриппом. Но у него несколько раз возникало подозрение, что способность строить металлический каркас передается от человека к человеку. Он только не знал, при каких условиях это возможно, – прикосновения ли достаточно, чтобы хитрый вирус, или кто он там, перескочил с кожи на кожу, или требуется поцелуй, или даже половое сношение. Не знал он также, как и почему в человеке угасает эта способность.
Но сам он умел, разглаживая пальцами металлические ниточки, истончать их, возвращать частицы металла в их правильное состояние. Как научился – не мог бы объяснить, пришло само, когда пальцы, впервые обнаружив эту странность, не смогли от нее оторваться – выглаживали и выласкивали до полного исчезновения. Тогда он, правда, еще не знал толком, с чем имеет дело.
Почему он решил, что подкожный металлический каркас – опасная болезнь, тоже было непонятно. Он знал это – и все, знание оказалось у него в голове без всяких усилий. Оно попало туда, кстати, не так уж давно – зимой. И тогда же Н. понял, что должен с этой заразой бороться.
Его очень беспокоило зарождение металлических струн у Соледад. Он не знал, в чем тут угроза, он только чувствовал: это – беда. Но ей он ничего не сказал.
Лаская волка, Н. обводил кончиками пальцев незримые колечки, очень осторожно нажимая на них, плюща их, чтобы с истончившихся краев срывались и разносились кровью частицы металла. Девушка замерла – она затаила дыхание и чувствовала, что ее кожа тает. И она боялась взглянуть на Н. – боялась, что по ее затуманенным глазам он поймет слишком много.