Массажист

Он встретил Соледад у входа в консерваторию, где она провела переговоры с деканом – о своем участии в студенческом концерте. На сей раз он приехал без цветов, и так было лучше – непременные цветы вносили в их отношения отчужденность, заставляли держать дистанцию, как полагается между звездой и поклонником.

– Едем, – сказала Соледад. – Мы с Машей договорились на восемь, так что время есть.

На улице было уже жарко, толпа, как по приказу, вырядилась в шорты. Соледад, зная, что предстоит встреча с Георгием, надела нарядное светлое платье с кремовыми кружевами. Ей хотелось еще больше понравиться этому человеку. Без всяких обязательств, разумеется, и без всяких надежд на будущее.

Георгий привез ее в странный дом, который до сих пор она видела только издали. Какой-то дореволюционный чудак, придумав открыть школу искусств, велел архитектору сделать проект в готическом стиле – и тогда, если ему понравится, он даст деньги на строительство. Архитектор, поняв, с кем имеет дело, наворотил такой готики, что дальше некуда. Так на краю парка встало краснокирпичное чудище с миллионом тонких и длинных островерхих башенок, с какими-то нелепыми зубчатыми бордюрами под самой крышей, с узкими окнами и деревянными дверьми размером с ворота небольшой крепости. Соледад никогда не бывала внутри и очень удивилась, обнаружив там просторный, высокий и очень мрачный вестибюль, в котором вполне мог бы разместиться двухэтажный коттедж.

Этот величественный вестибюль был загроможден всякой дрянью – стендами, книжными и прочими ларьками, просто составленными баррикадообразно вдоль одной стены стульями. У самых дверей была большая вахтерская будка, выкрашенная премиленько – в цыплячий желтый цвет. Видимо, чтобы заспанные студенты, врываясь в последнюю перед началом занятий минуту, широко открывали глаза и мигом просыпались окончательно.

Георгий подошел к этой будке и поздоровался с незримым сидельцем.

– Ну как, надумали? – спросил он. Оттуда что-то было невнятно отвечено, и Георгий кивнул: – Да, конечно, деньги при мне. Мы подождем.

Он отвел Соледад в угол вестибюля, к длинным старинным скамейкам из темного лоснящегося дерева.

– Сменщик запаздывает. Мы можем подождать и в кафе, но лучше здесь – так мы сразу увидим сменщика и не дадим сбежать старому дураку. Договориться-то мы договорились, но товарищ он ненадежный.

Соледад поняла, что объяснений до поры не будет. Но вопросов задавать не стала. Во-первых, просить чего-то у Георгия, пусть даже трех слов, соединенных во фразу, она не могла – с самого начала она знала, что с первой же просьбой кончится ее женская власть над этим человеком. Во-вторых, все равно же через несколько минут все выяснится.

Сменщик, которому полагалось быть в шесть, явился в половине седьмого. Из будки вышел и встал, ожидая Георгия, высокий худой старик с любопытным профилем – скошенный лоб, длинный прямой нос, маленький подбородок. Соледад подумала, что полвека назад этот человек, возможно, нравился девочкам именно своей пикантной некрасивостью в стиле восемнадцатого века, – такие лбы она видела на портретах французских философов и просветителей. И на какой-то гравюре, изображающей пару в менуэте.

Еще ей показалось странным, что при своем высоком росте и сидячей жизни в будке старик не сутулился. Спина у него была прямая и разворот плеч – как у спортивного мальчика.

Но вот походка – тяжелая…

Они втроем вышли в парк, дошли до джипа, сели: Соледад – на привычное место, рядом с Георгием, старик – сзади. Он, представившись, назвал фамилию, но фамилия эта сразу вылетела у Соледад из головы.

Дальше был сюрприз – старик, первым выйдя из машины, открыл переднюю дверцу и подал Соледад руку. Рука была красивая, сухая, с длинными пальцами. И сам жест тоже был исполнен старинной красоты – когда первой начинает движение кисть и она же завершает его чуть заметным всплеском, будто ставит в движении точку. Опять прозвучало слово «менуэт».

Чем дальше – тем занятнее этот старик казался Соледад. Он был неразговорчив, элегантен даже в старом пиджачке и сером свитере с высоким воротником – как носили вечность назад. Он высоко держал поседевшую голову. И даже длинные волосы лежали изящно, хотя он вряд ли ходил к парикмахеру чаще, чем раз в год.

Тайна открылась в жилище старика – однокомнатной квартирке, совсем крошечной. Соледад увидела на этажерке балетные альбомы на русском, английском, французском языках.

– Вы танцевали? – спросила она.

– Да, – ответил старик.

– Ну так как же? – поинтересовался Георгий.

Старик вздохнул и снял со стены длинную рапиру. Он протянул ее Георгию эфесом вперед, а Георгий взял оружие за клинок и передал Соледад.

– Вот то, что тебе нужно. Дарю. Этой рапирой был убит Меркуцио. И неоднократно.

– Какой Меркуцио?

Георгий чуть улыбнулся.

– Вот видишь ли, в свое время композитор Прокофьев написал балет «Ромео и Джульетта». И был там такой персонаж, Меркуцио… не помнишь?