Массовка

– А идите вы все!.. – зло выдохнул Артемий и дернул дверь на себя.

Так, наверное, выглядит вход в ад. Здесь, снаружи, воздух, ветерок, пение птиц. Там же, за зыбкой границей – тьма, смрад и голоса, полные скорби и безысходности. И надо сделать шаг…

Артемий шагнул. Дверь тут же скрипуче закрылась за ним – то ли порывом ветра, то ли чьей-то недоброй волей.

Вроде бы все здесь по-прежнему. Те же нары, прокуренный воздух, те же полосатые робы. Нет во всем этом одного. Простого, естественного, того, что прежде было в глазах каждого.

Надежды.

Словно массовка начисто выбросила из памяти реальность, скучную, но такую комфортную обыденность – и погрузилась в мир туманных образов и мрачных фантазий.

Надо к кому-то обратиться. К кому угодно… Артемий вглядывался в лица статистов – и не узнавал никого. Все эти грязные, изможденные люди теперь на одно лицо.

– Старик… – неуверенно позвал Артемий. И двинулся по проходу.

Теперь этот проход стал кривым, ломаным. Нары, наверное, неоднократно двигались. Их ломали и жгли – вот один маленький костер, вот другой… Зачем?

– Тощий!.. Седой!..

Никто не откликался.

Искал глазами Камина и его прихвостней – уж они-то всегда в курсе происходящего. Но лица статистов сливались в одно – бездушное, лишенное интеллекта и эмоций.

Лицо массовки.

– Эй, люди! Выходите! Вы свободны!

Молчание. Полное отсутствие интереса.

Бросился к первому попавшемуся человеку – он бездумно совал руки в огонь, отдергивал и смотрел на закопченные ладони.

– Все кончилось! – Артемий тряс человека за шиворот, стараясь поймать его взгляд. – Ты слышишь? Охраны больше нет! Дверь открыта! Ты свободен!

Человек непонимающе смотрел на Артемия. Не сопротивлялся, но и не выказывал радости. Артемий бросил его, оттолкнув, будто чумного. Человек присел к костерку, продолжил свое странное занятие. Еще один, лысый, гадко хихикая, бросил в огонь щепотку какого-то зелья.

Да, зелья… В воздухе витало неладное. Какой-то тревожно знакомый запах… Нечего здесь делать нормальному человеку. Здесь нужны врачи, психологи – да все те же силовики, на всякий случай. Слишком далеко зашло «массовочное» помешательство.

Он хотел развернуться и уйти, но почувствовал, как сильные руки схватили выше локтя, и знакомый голос произнес:

– Ты вернулся… Конечно. Иначе быть не могло. Никто не может уйти, не пройдя испытания до конца.

В голове пронеслось обреченное: «Да… Все так… Испытание надо пройти до конца…»

– Пойдем с нами. Пройди и ты свой путь.

Да, да… Его путь, его запутанный коридор снова обрел какую-то цель, какое пятнышко света впереди.

Или, напротив – тьмы?

Херувима он узнал сразу. Тому не удалось слиться с толпой. Знакомый взгляд, устремленный в неведомое… Какая цель может быть у безумца? Какая? Артемий лихорадочно думал, но продолжал послушно следовать за Херувивом. Достойные уже не держали его. Наверное, чувствовали, что вернувшийся блудный сын стал одним из них.

Здесь, в центре барака, снова открытое пространство – как тогда, во время судилища. Сердце екнуло: казалось, сейчас история повторится. Но сопровождающие растворились в толпе, и Артемий присел на краешек нар…

Нет, это не нары. Это ступени древнего Колизея, в центре которого готовилось зрелище!

Все здесь изменилось. Наверное, спертый воздух и какая-то дрянь, что сжигали в кострах, туманили разум. Пространство казалось огромным, а массовка – словно увеличилась в сотни, в тысячи раз. Вон они – грязными полосатыми гирляндами свисают с множества ярусов гигантского амфитеатра, составленного из колоссального нагромождения нар. Они кричат, брызжа слюной, безумно смеются, молчат, выпучив глаза. И здесь же, на верхних, уходящих в облака, рядах, женщины.

Массовка слилась воедино?

Аня… Она где-то там… Но после – самое важное сейчас происходит внизу.

Там, на арене, у подножия шатких трибун стоит человек – голый по пояс, с длинными лоснящимися космами волос. За его спиной – еще кто-то, на коленях, сгорбленный…

Массовка замерла в предвкушении. Это не просто развлечение. Во всем происходящем – сакральный смысл, понять который непросто, вернувшись из далекой реальности. Надо просто созерцать – и ждать…

– Достойные! – негромко произнес Херувим, но слова его с готовностью подхватило эхо. – Я обращаюсь к вам так, потому что сегодня мы расстанемся с последним колеблющимся… Это будет позже. А сейчас мы должны решить, что делать с отступниками.

Херувим сделал шаг в сторону, и стало видно: коленопреклоненных фигур две. Одна мужская, другая женская. Лиц «отступников» не видно, они теряются в зыбком мареве, искажающем пространство, размеры и само время.

И только голос Херувима отбивает собственный счет секундам, как метроном, который решил, что вправе управлять временем.

– Мы просили Хозяина ниспослать нам самые мучительные испытания. И он услышал нас.