Или делали вид, что не видели.
А, может, просто не пришло их время.
Молчаливая толпа высыпала под вечернее небо. Массовка не видела и не желала видеть ничего вокруг: ни открытые ворота, ни разорванную «колючку», ни отсутствие охраны, ни темнеющие вдалеке БТРы. И уж конечно, никто не видел снайперов, изумленно таращащихся в оптические прицелы на множество людей в нелепых полосатых робах.
За их спинами, в ожидании приказа приготовились обученные, решительные, не страшащиеся смерти люди долга. Каждый из них знал: есть что-то выше, чем жизнь каждого из них. Есть что-то выше, что-то такое, за что не страшно умирать. Правда, не каждый смог бы сказать – за что именно.
Еще дальше, в какой-то сотне метров отсюда, очень важные люди, ругаясь и оплевывая друг друга, никак не могли решить, что делать с этим проклятым лагерем и особенно – его хозяином. Кого считать бандитами, кого заложниками, кого преступником, а кого жертвой.
Это все там – бесконечно далеко.
А здесь люди ждут чуда. Страшного, бесчеловечного чуда.
Нелепым чужеродным телом смотрится здесь суетливая съемочная группа, прожектора, камера, скользящая по рельсам.
Массовка отлично подготовилась к последним съемкам. Нет такого грима, который способен передать настоящее страдание. Только зритель почему-то не хочет видеть настоящее. Он предпочитает рафинированную, смягченную имитацию. Настоящее слишком ужасно, чтобы выглядеть правдоподобным.
В работу вступает вторая камера – на длинном и ловком кране. Она смотрит прямо в глаза героя.
Павел стоит перед распахнутым зевом крематория. Пора приносить жертву.
Главную жертву.
Все мы жертвуем чем-то и ради чего-то. Обычно – одними глупыми желаниями в пользу других, не менее глупых и бессмысленных. И умирая, просто закапываем свою жизнь в землю.
Мало кому приходит в голову отдать ее ради чего-то стоящего.
Особенно, если твоя жизнь никому на этой земле не нужна.
– Ты хотел доказать массовке свою силу? – кричал Переходящий дорогу. – Ну и что же?! Массовка просто сожрала тебя, переварила и не заметила! Ты лишний! Вы все здесь лишние!
Павел медленно шел к крематорию. Он улыбался.
– Сейчас ты просто сотрешь себя – еще одно доказательство того, что ты никогда и никому не был нужен! Тебя просто нет! – визжал Переходящий дорогу.
Над трубой стелилось марево раскаленного воздуха.
– Я не лишний, – тихо сказал Павел и взглянул прямо в глаза Переходящего. – Я просто не там искал. И доказывал лишь тем, кто меня не слышал.
– И что изменилось? – произнес Переходящий. Остановился. – Кому и что ты доказал?
– Смотри, – сказал Павел.
Среди обезумевшей толпы, ждущей последней жертвы, трудно заметить одно-единственное лицо.
Плачет девушка. Не от страха, не из жалости к самой себе. Плачет по нему.
А где-то далеко-далеко, совсем другая вовсе не думает плакать. Она удивленно смотрит на мир, понимая: что что-то пошло не так в хорошо продуманном плане. Ее ждет что-то новое, нежданное и удивительное.
Железные двери замыкаюся с голодным лязгом.
Жирный дым валит из трубы.
Долг оплачен.
Пламя. Боль.
Вспышка. Тьма.
Тьма.
Эпилог