– Утопия, – кивнул незнакомец. – Если уровень сознания будет таким, каков он в конце двадцатого века. Но напрасно вы думаете, что так было всегда. Оглянитесь. Экономика здесь еще более рыночная, чем в двадцатом веке, потому что нет еще квот на производство и систем государственного контроля и дотаций. И при этом, заметьте, система профессиональных гильдий куда лучше обеспечивает контроль за качеством и даже условиями труда, чем известные вам государственные органы надзора, сертификации и профсоюзы. Налоги много ниже, профессиональных юристов и финансистов можно по пальцам перечесть, и еще не существует целый класс людей, живущих исключительно биржевыми спекуляциями. В Швеции до начала двадцатого века не будут запирать дома, уходя на несколько дней. В Норвегии еще в двадцатых годах двадцатого века, идя на гору по туристическому маршруту, можно будет оставить свитер на камне, положив записку, что хозяин вернется, и быть уверенным – никто его не тронет. И вы будете говорить, воровство в природе человеческой? Что касается армий – конечно, времена, когда они не требовались, уже прочно забыты; но поверьте, такое все же было. Нет, все зависит от сознания людей, обитающих на планете. Чем большее их число желает жить за счет других, тем больше приходится тратить или на их содержание, или на защиту от них. Кроме того, это постоянное противостояние учит людей видеть в окружающих врагов. Что, кстати, создает оправдание их собственным притязаниям. Он-де кровопийца, из меня соки сосет, и я свое верну, его ограбив. Деградация в развитии.
– Но и здесь интриг, подлости, ненависти не меньше!
– Я же говорю, процесс в развитии, – улыбнулся незнакомец. – Он не сейчас начался. Заметьте, в этом веке вспыхивают крестьянские восстания, но они лишь требуют своих вольностей, снижения налогов, прав на землю. А вот «отнять и поделить» – это уже лозунг времен индустриальной цивилизации.
– Отношение к собственности поменялось, – вздохнул Петр.
– Да нет, – чуть повысил голос незнакомец, – люди себя уважать перестали. Те самые люди, которых вы, чтобы удешевить их труд, убедили, что они дерьмо. Они и повели себя соответственно. Уважающий себя человек будет отстаивать свое, но не тронет чужого. А вот человек, чувствующий себя никчемным, с удовольствием пограбит соседа. Моральных устоев нет, значит, допустимо все. Конечно, можно и штат полиции увеличить. Только любой опытный полицейский скажет, что поймать преступника ему по силам, а вот остановить вал преступности – никогда. То же самое с армией. Можно выиграть войну, но прекратить войны – никогда. Это в сознании. И нужно менять сознание, а не наращивать мускулы.
– Вы хотите сказать, что цивилизация катится вниз уже тысячи лет?
– Конечно, – произнес незнакомец, будто говоря о чем-то само собой разумеющемся. – Старики же не зря ворчат, что мир все хуже и хуже. Может, так оно и есть?
– Да ну, старческое брюзжание, – махнул рукой Петр. – Знаете, я не согласен с вами. На протяжении всего двадцатого века уровень жизни в индустриальных странах только рос.
– И я говорю, рос, – подтвердил незнакомец. – И будет расти. Это обязательно должно способствовать развитию цивилизации – и в том как раз и заключается роль западных стран. Но это лишь часть задачи. Цивилизация сильна преемственностью. Тем, что каждое новое поколение производит что-то новое для следующих. В Петербурге, как вы видели, строится собор. Когда я попал туда впервые, в тысяча триста семьдесят седьмом году, его строили уже полвека. А закончат в начале девятнадцатого столетия. И людям, которые здесь живут, такое положение вещей кажется нормальным. А в обществе потребления его сочтут дикостью. Там вообще не способны заниматься чем-либо, не приносящим конкретного результата в ближайшем будущем. В итоге цивилизация не вырабатывает ресурсы, а проедает их, выжимая из планеты последнее. Экология – не только чистый воздух, но еще и чистое сознание, а вот с этим у индустриальной цивилизации большие проблемы. Конечно, развитые страны стремятся улучшить ситуацию, вывозя отходы в страны бедные. Но ведь Земля – единый организм. Нельзя перекладывать из одного кармана в другой – добром не кончится. Концепция золотого миллиарда[19]
– вот уж настоящая утопия. Страны третьего мира обязательно ответят. Террор, экологические проблемы, войны… В итоге общемировой кризис может оказаться куда тяжелее, чем в России в семнадцатом. Имеющие власть и деньги всегда стремятся законсервировать свое положение. Отсюда дотации фермерам, чтобы они не засевали полей и не сбивали цен. При миллионах-то голодающих на Земле! И еще в конце двадцатого века будут возделывать землю мотыгой – в Африке, там, где прорастает палка, воткнутая в землю. Дайте этому африканцу трактор, и вся планета забудет про нехватку продовольствия.– Ну вот и прекрасно, – всплеснул руками Петр. – Выравняйте темпы экономического развития. Пусть все страны войдут в индустриальный век на равных.