Мастер

– Два корабля такого ранга, – принялся объяснять моряк, как умудренный опытом учитель школьнику, – большая сила. Получить их под свою команду в Карибском море я пока не могу. А здесь предложили. Кроме того, мне обещано, что на время боевых действий в Северном и Балтийском морях под мое командование будут переданы еще несколько кораблей североросского флота. Значит, я стану адмиралом. После успешных операций в роли командующего флотом я смогу собрать крупную эскадру и предпринять такую операцию против испанцев, что весь мир содрогнется.

– Не сомневаюсь, вы достигнете успеха, – произнес Петр. – В таком случае… адмирал, я думаю, вы согласитесь, что в ваших интересах подготовить тех моряков, которые прибудут сюда, наилучшим образом.

– Сделаю все, что в моих силах, – коротко кивнул тот.

– Превосходно, – улыбнулся Петр. – Встретимся завтра, на верфях. Мне необходимо ваше мнение о ходе строительства кораблей для североросского флота. А пока я вас не задерживаю.

– Да, сэр. – Дрейк щелкнул каблуками, поклонился и вышел.

После ухода посетителя Петр подошел к окну и некоторое время смотрел на улицу. По лондонской мостовой грохотали груженные какой-то поклажей телеги; шли, пошатываясь от хмеля, два моряка; ковылял на костыле нищий в лохмотьях. Все это вдруг исчезло, и перед его мысленным взором возникли морские просторы – море расстилалось от горизонта до горизонта, манило, завораживало… Гонимые легким бризом, под полными парусами, скользили по воде многопушечные парусники. Целая эскадра – нет, непобедимый, мощный флот. «Я сделаю это, – подумал Петр. – Северороссия будет обладать одним из лучших в мире флотов, станет великой морской державой. Кто бы мог подумать: Фрэнсис Дрейк участвует в создании нашего балтийского флота! Сама судьба поддерживает меня».

Перед его мысленным взором побежали события истории. Той, которая может произойти. Той, которую он бы хотел видеть. Век шестнадцатый, век семнадцатый, век восемнадцатый… Борьба Северороссии за доминирование на Балтийском море, участие в Семилетней войне. Век девятнадцатый. Участие в Наполеоновских войнах. Северороссия – участник большого европейского концерта.[21] Век двадцатый. Вот оно! Пусть там, в Московии, будет коммунистическая революция – Северороссия останется буржуазной республикой. Она не допустит коммунизма. Она справится. А может быть, удастся даже добиться, чтобы на всем пространстве от Балтики до Сахалина ни о чем подобном тому, что произошло в его мире в двадцатом веке, никто и не услышал. И сейчас, в шестнадцатом веке, он, Петр Назаров, сделает для этого все. Пусть он не увидит результатов. Пусть возможность возврата в родное время закрыта навсегда. Ничего. Он даже не хочет возвращаться – в ту коммуналку, в ту нищету. В этом мире уже создан другой Петербург. И он, Петр Назаров, человек сугубо западного склада, притом в понимании двадцатого века, сделает все, чтобы этот Петербург через четыре столетия оказался богатым западным городом. Чтобы какой-нибудь ученый-историк не ютился в коммуналке с женой и ребенком, прозябая на нищенскую зарплату.

Внезапная мысль огненным шаром пронеслась в сознании. Он вдруг подумал, что все войны, политические и экономические реформы, которые предстоит пройти Северороссии, собственно, и задуманы лишь для того, чтобы тот самый неведомый ученый не жил в коммуналке. Политические интриги, капитализм, индустриализация, походы многотысячных армий, мощный флот, гибель тысяч людей в грядущих баталиях – все ради него, неведомого, чтобы он не жил в коммуналке. Ни век восемнадцатый, ни девятнадцатый, ни даже двадцать первый Петра не волновали. Первые два? Люди, живущие в них, для него лишь предыстория, которая должна обеспечить процветание этому неведомому парню в конце двадцатого века. Последний… Петр просто не мог думать о нем, прогнозировать его. Его интересовала только жизнь этого неведомого парня с конца шестидесятых двадцатого века и до начала двадцать первого века.

«Ну и эгоист же я, – подумал Петр. – Ничего, это все равно лучше, чем просто подгребать под себя золото сейчас. Хотя здесь и сейчас я намерен обеспечить себя и свою семью дворцами, имениями и высоким положением в обществе, я действую не ради себя одного, а ради тех, кто будет жить в конце двадцатого века в Северороссии. Я хочу, чтобы они жили свободно и богато и не ведали тех забот, что свалились на мою несчастную голову. А все прочее… Не Бог же я, чтобы этим заниматься».