Мастер белого шума (СИ)

— Понимаем, мальчик, — щурился тот худощавый тип в гражданском мундире. И на спутника своего лысого зырк. — Ничего, небольшой гипноз, и вспомнишь.

Лысый долго возился со мной, взглядом сверлил, брелок на цепочке раскачивал, я таращился и все лез бирюльку красивую потрогать, пока он не сдался.

— Поразительная устойчивость к магическому воздействию, — констатировал.

Еще бы.

Выпустили меня под наблюдение, в закрытый интернат определили. Сбежал.

До деревни к родственникам добрался пешком — голодный, аж качало. Там меня уже ждали: выяснили у папы-мамы, куда приду. От полицейских и узнал, что моих родителей судили за халатность и отправили на принудительные работы. Двух высших магистров.

Повезло мне, что наручники на меня не догадались надеть и доставку беглеца организовали спецтранспортом на магических кристаллах. Далеко не уехали. Застряли ночью в глухом лесу.

Отпросился в кустики и сбежал.

Они думали, малолетний пацан темноты и зверья испугается. Ха! Вот уж кого никогда не боялся — животных. Не городских, а диких. Их мозг работает как статичный источник шума и никаких чужеродных флуктуаций, а естественной средой проще овладеть.

Искали меня, разумеется, с помощью магических прибамбасов, идиоты. Собак только утром по следу пустили. Вот с этой живностью сложней договориться, да зачем мне с ними договариваться? Я волчью стаю нащупал, накрыл паникой и погнал на поисковую цепь.

Жалко животных, но себя жальче. Волкам самое страшное, что грозит — магическая сеть или выстрел патроном со снотворным. А мне — специнтернат в лучшем случае, в худшем — снотворное в вену и скальпель в мозг. Это мне родители хорошо объяснили в свое время.

Тогда я не задумывался над природой своего проклятия, просто пользовался, когда источник (или что там еще) ручным стал после случая на кургане. Это потом мне объяснили про инициацию мага, подготовку, магический надзор и все такое. А у меня и не должно было произойти иначе, только стихийно.

Например, во время бегства я стихийно научился прикидываться невидимкой. Не в физическом смысле, конечно. Физическое тело оставалось видимым и осязаемым, но, если особо не дергаться, меня не замечали в людных местах: на вокзалах, в столовых, на ярмарках и рынках, в переполненных в час пик омнибусах. Потому что я ОЧЕНЬ хотел быть незаметным. И сила начала работать на меня.

Как я теперь понимаю, дар глушил волновые сигналы, поступающие на зрительные рецепторы смотрящих. Шум, ничего не значащий шум. Рябь в глазах — вот что они видели, скользя взглядом по мне. Это я сейчас знаю точно.

А вот останься я с кем-то один на один в пустой комнате — меня видели так же ясно, как и я. Шум возникал только при большом количестве людей. Потому, когда выбрался из той глухомани едва живой, я стихийно, опять же, держался людных мест.

Полгода блуждал.

Как отощал я тогда, страшно вспомнить. Ветром качало. Нищенство в нашей благословенной стране не существует, сами понимаете. Официальный средний уровень жизни таков, что непонятно, откуда такая смертность — с жиру, не иначе. Люди грош не подадут, а то и полицаю сообщить могут, законопослушные у нас граждане, сердобольные.

По глупости на воровстве в окружном центре попался. Засмотрелся в супермаркете на механические игрушки. Зачем мне нужен был тот дирижабль? А душа захлебнулась восторгом при виде разноцветного чуда — такой точно отец подарил мне в последний мой день рождения. В результате примитивный металлоискатель на выходе сработал, и я загремел в дурку при спецшколе для малолетних преступников. Там насекомых и всяких тварей из меня вывели и прививок с килограмм вкатили. Для начала.

Конец не стал досматривать, сбежал.

Ехал, как обычно, в общем вагоне низшего класса, в тот раз битком набитом каким-то табором. Не один я пробрался туда зайцем: билетер сбился со счета, пытаясь проверить количество детей и подростков, мелькавших, как крольчата, и махнул рукой.

Я забился между баулов и наслаждался шумом. Понимаете в чем дело... Когда трое-пятеро ругаются — это не шум, а дискретность. Склока — очень точное определение данному бытовому явлению. Клочки слов различимы, модуляции голосов можно разложить. А когда человек сорок в одно время непрерывно орут-шепчут-визжат-хнычут — это самое то для меня. Как водопад. Дар блаженствует — халявная подпитка!

Блажь прошла, когда черноглазая мамаша бесчисленного семейства — объемный визгливый сверток цветных шалей — сунула мне в руку ржаную лепешку, как и остальным детям. Сердце екнуло: неужели дар иссяк? А я просто уснул, не умел еще во сне защиту ставить.

Она заговорила на своем тарабарском, но видя, что не понимаю, перешла на всеобщий:

— Ай, маладца, глаза умеешь отводить. Даже Мафиза не сразу заметила чужака. Мафиза — это я. Ты чей?

— Свой.

— Хорошо сказал, парень. Держись нас, не пропадешь. Как зовут?

— А никто и не зовет, — увильнул я.