Мастер белого шума (СИ)

Мафиза приняла меня в семью под именем Сархи, а свое родное имя Даниэль я постарался забыть. Назвался я ей Фредериком (так звали моего соседа по парте в деревенской школе), а фамилию позаимствовал с завернутого в обрывок газеты кулька семечек — Кабона.

Два года с кочевниками слонялся. Где только не побывал — десятки городов слились в один сплошной вокзал-рынок-вокзал.

Чему только не научился: драться в первую очередь, профессионально воровать — во вторую, убалтывать любого лоха — в третью.

Главное — голодать перестал и спокойно дар оттачивал. Научить меня магии, конечно, никто не мог, но у племени ронен (самоназвание этих кочевников) тоже особый дар был, сродни моему. Умели они мозги так засорить, что ступор наступал, и тогда они брали тепленьких наших сограждан и потрошили, как хотели, в фигуральном, а иногда и физическом смысле.

И вы только представьте, о чем я дико тосковать начал? О школе! О папе-маме и не переставал.

Из табора тоже ушел, как колобок клятый.

Вежливо раскланялся. Отпустили, но сказали, что должок за мной, придут когда-нибудь взять. А я им — что давно должок свой за ту лепешку и все остальные отработал, но придут за помощью — не откажу. Мафиза гордилась мной потом, как родная мать.

Решил ехать в столицу, куда табор и близко не пускали.

Ронены проводили меня, как любимого сына. Застолье устроили, в поезд посадили, жратвы с собой дали, адресов нужных людей насовали, кому приветы передать при случае, и денег на первое время — в дар, без отдачи. Ради такого дела Мафиза меня приодела: костюм стильный справила, почти не ношеный, новые кожаные башмаки фирмы 'Адлес' и куртку с заклепками. И документы мне сделали, два комплекта на всякий случай. На разные имена, разумеется: Сархи Роде и Фредерик Кабона.

Я долго выбирал, где больше шансов выжить: и учиться, и не голодать, и остаться незамеченным. Где меня меньше всего искать будут. А о том, что беглеца искали до сих пор, как пропавшего без вести — из газет знал, и на каждом вокзале мои портреты висели. Только я уже так вытянулся, повзрослел за эти два года, что и папа-мама не узнают.

Выбрал Магическую Академию.

Это было круто, и такой наглости никто не мог ожидать.

И только там я мог хоть что-то узнать о судьбе родителей. Не у копов же спрашивать.

***

Столица встретила меня потрясающим гулом: он висел в воздухе, как гигантский божественный шмель, приносящий счастье, и я сразу понял — мне здесь будет хорошо.

Влюбился я в город с первого звука: наш состав встречали сразу четыре оркестра, рассредоточившихся по перрону и создавших дивную какофонию. Я скромно счел сей конфуз улыбкой судьбы моему дару и триумфальным въездом в историю.

Карту города я изучил еще в поезде, но заблудился сразу и просто брел, глазея по сторонам, как всякий порядочный провинциал. Слушал огромный город и его шумную душу: рай для моего дара. А мешанина цветов! А строений! А запахи! Концентрированный коктейль — и масло машинное, и тонкие духи красивой девчонки, и голубиный помет, и аромат свежей выпечки, и перегар от прохожего, и розы на клумбе... Благодать!

Ох, как мой дар сразу рванулся, расправил крылья... Еле утрамбовал под плинтус.

Адреса я запомнил наизусть и сжег бумажки, еду уничтожил за три дня. Переодевшись в привычные джинсы, тельняшку и разношенные штиблеты, спрятал костюм в пакет и сдал вместе с ботинками и другими вещами в хранилище, а деньги экономил.

Соваться в Академию летом глупо, и до осени я осматривал сердце моей родины, передавал приветы и заводил знакомства. И кормился заодно. Один привет — один обед.

Столица четко делилась рекой на два города, связанных мостами и сновавшим туда-сюда всяческим речным транспортом от неуклюжих плоскодонок до величественных паромов.

Верхний город на высоком берегу реки занимало правительство, чиновники, старая и новая аристократия, купечество, деловые центры. Отдельно, но на том же берегу, располагались Академия магов и университеты гильдий.

В Нижнем находились промышленная, торговая и развлекательная зоны и спальные 'крольчатники' рабочих с кое-какой инфраструктурой.

Между ними воткнулись и огородились глухими заборами с колючей проволокой квадратные угрюмые здания. Я сначала принял их за тюрьмы, не хватало только смотровых вышек. Оказалось — обычные школы. Вот уж где я не стал бы учиться. Деревенская школа мне запомнилась, как светлое душевное место, а тут — словно обещание темного будущего всякому, кто порог переступит.

Существовал еще Темный город — лабиринт со своими нелегальными развлекательными, торговыми и промышленными зонами. Темный метастазами вторгался в Нижний, но основное тело расположил полукольцом вокруг него.

За Темным лабиринтом находились городские свалки и кладбища — отличные полигоны для черных магов. Верхний город сбрасывал отходы туда же, но своих мертвых хоронил отдельно.

Знакомые Мафизы и ее семьи проживали либо в 'крольчатниках', либо в лачугах и бараках Темного города. А в конце лета, когда заказы ближайших, так сказать, родственников, исчерпались в черте Нижнего города, начались странности.