Мастер-Девил

— Нет, боюсь, этого мы вам не скажем. Так получилось, что по оплошности администрации Эрику после приезда поселили ко мне. Пока ей искали отдельную комнату, мы… — я хотел сказать „влюбились“, но подобрал другое слово, — привыкли друг к другу и уже не захотели расставаться.

Зря я это сказал. Лучше было бы признаться сразу, что мы начали спать друг с другом, потому что не представляли жизни по отдельности — романтическая чепуха, которая так нравится женщинам. Теперь же я получил по полной программе. Меня обвинили в совращении, соблазнении деньгами и шмотками, в использовании Эрики в качестве домашней прислуги и содержанки, в том, что я запугал бедную несчастную девочку и не даю ей рта открыть. Ну, возможно, частично это было правдой. Частично. И в самом начале. Сейчас наши отношения давно вышли за рамки Мастера — Девила. Я сохранял хладнокровие, хотя это и нелегко сделать, когда тебя обвиняют, по крайней мере, в половине смертных грехов.

— Десять дней, — вдруг сказала Эрика. Я удивленно посмотрел на нее. Почему она вмешалась? Я ответил бы и сам, не вижу в этом особой проблемы. Но Эрика продолжала. — Я легла в его постель через десять дней. И могу точно сказать, что ни шмотки, ни кошелек не были тому причиной. Тело — ну здесь я не могу с тобой не согласиться. Оно привлекло меня со второго взгляда.

— Почему со второго? — я сам не понял, оскорбился или просто удивился, или это была смесь данных эмоций, приправленная зернышками смущения.

Эрика, улыбнувшись, пояснила, причем скорее мне, чем своей матери.

— Потому что первый мой взгляд упал на его лицо.

Я успокоенно рассмеялся. Миссис Эванс — Энн — тоже.

— Но, когда я оказалась у него в койке, как ты, мам, выражаешься, то уже несколько дней была точно убеждена, что люблю его.

Вот это было уже интересно. Я точно помнил, когда понял, что люблю Эрику — после просмотра той ужасной видеозаписи, сидя в одиночестве на скамейке, окруженный только падающими снежинками. Само это чувство, похоже, зародилось раньше, еще до изнасилования. Но мне казалось, что Эрика не могла влюбиться в меня тогда, и это произошло уже позже, когда я перестал вести себя, как идиот.

„А ты перестал?“ — ухмыльнулся внутренний голос. Я мысленно показал ему кулак, возвращая на лицо маску невозмутимости. Миссис Эванс — ну не могу я называть ее Энн — тоже была заинтригована словами Эрики.

— Очень интересно… Не хочешь поделиться этими счастливыми воспоминаниями?

— Эрика, — напомнил я. На волне нахлынувших эмоций она могла высказать несколько больше, чем хотела. Моя любимая только улыбнулась.

— Все в порядке. Не думаю, что маме очень интересно выслушивать описание нашей первой ночи. Ей просто хочется знать, как и положено хорошей матери, каким образом дочь нашла свое счастье. Правда, мам?

Ну хорошо. В таком случае мне тоже очень интересно узнать, что скажет Эрика. И попробовать сравнить это с собственными наблюдениями. Для себя я прикинул, что она влюбилась в меня в момент нашего первого поцелуя.

И оказался неправ.

Эрика начала издалека, сообщив про наличие у меня сестры, про наше совместное посещение боулинга… Я напрягся.

— А потом, пойдя в туалет, я наткнулась на группу не совсем трезвых парней, которые… хм… позволили себе не совсем вежливые поступки по отношению ко мне.

Видя по лицу миссис Эванс, что она уже подумала самое худшее, я уточнил:

— Да скажи проще, Эрика, они тебя лапали в углу и лезли с поцелуями.

— Большое спасибо, — рассердилась Эрика. — Ты не думаешь, что такие подробности не стоит знать моим родителям?

Эти — стоит. А вот оставлять миссис Эванс в убеждении, что ее дочь пытались изнасиловать — не стоило. Но я поднял руки вверх.

— Молчу, молчу…

Пусть сама выкручивается, как хочет.

Эрика описала драку, представив меня защитником угнетенных. Конечно, миссис Эванс не поверила ей.

— Рыцарь в сияющих доспехах. И, конечно, после этого он встал на колени и признался в вечной любви?

Ну, а что теперь? Я откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Эрика, возможно, и влюбилась в меня в тот самый момент, но объяснились-то мы существенно позже! И как теперь рассказывать об этом, если сама Эрика просила о стольком умолчать?

Она рассказала обо всем предельно честно.

Эрика искренне сообщила, что мы признались в любви, наорав друг на друга. Вроде бы все было в порядке, все вопросы решены, но у меня было чувство, что допрос на этом не заканчивается.

Речь зашла о нашем дальнейшем образовании. Я попытался успокоить миссис Эванс, сообщив, что мы планируем продолжать обучение, что мы поступили в колледж, и что я оплачу образование нам обоим.

На этом можно было бы и закончить, но миссис Эванс начала копать дальше. Она опять обвинила меня в том, что я использую Эрику в своих низменных целях и выброшу ее, как только наиграюсь с новой пока игрушкой. Тут я уже не знал, что сказать. Как еще объяснить разгневанной мамаше, что никто не собирается выбрасывать ее дочь на улицу без крыши над головой и средств к существованию?