Мастер для эльфийки, или Приключения странствующего электрика

Я кивнул и взял, сразу отправив в рот кусок мяса. Явно гномы готовили, так как перца было в избытке. Заев картошкой, я подцепил колечко, а когда откусил, застыл и скривился. Нет, на вкус сладковато, с привкусом корма для рыбок. Просто в этот момент сообразил, что это. А это было печёным на углях личинкой насекомого.

– Надеюсь, не опарыш? – через силу сдержав порыв возмущения желудка, спросил я.

– Литчинка жука, – ответила с лёгким акцентом бледная как моль лесная эльфийка. – Мы их спетцально вырасчиваем в сырых опилках, – продолжила Килька. – Не нравица?

Я с усилием воли сглотнул вставшую поперёк горла личинку.

– Непривычно.

Килька улыбнулась и с лёгким хрустом разжевала такую же.

– Хорошо пропеклась.

Она глянула куда-то в темноту и продолжила:

– Люди едят цухлую рыбу и мяцо. Я пробывала, не цмогла есть.

– Вяленую, – поправил я, глядя на вторую половинку личинки.

– Не важдно. У всех есть, что отличаица, и есть что покхожее. Что нравица всем расам.

– И что же? – снова сглотнув слюну, спросил я.

– Свежий хлеб, – почти без акцента ответила Килька, заставив меня улыбнуться: – Мякий, топлый, кусный.

Она вздохнула, а потом встревоженно повела ушами. В фургоне закашлялась Киса. Потом послышался тихий голос Рины, звон чайной ложечки в стеклянном стакане.

– Нравица? – кивнув на повозку, спросила Килька. При этом явно не еду имела в виду, а эльфиек.

Я промолчал.

– Нравица, – уже утвердительно произнесла Килька и понизила голос: – Говорят, када древние гаш проиграли войну, они не поделили силу древа. Они поссорились, и стало три ветви гаш. Часть из них скрылась в лесах. И они изменили наших предков, чтоб те могли быць добычиками и лазучиками. Так появились мы. Но гаш, что вели нас, умерли, и мы свободны.

Я пожал плечами, мол, не знаю, хотя у самого уши навострились не хуже эльфийских. Не каждый раз услышишь истории чужого народа.

Килька подняла руку и приложила палец к губам.

– Этого не рацкажут книги. А светлые эльфы, северные гаю, постарались забыть. Вырубить побеги и сжечь листя, помнячие об этом. Не вспоминать, как гаш взяли свою кровь и кровь человецкую и создали тех, кому люди будут поклонясца и любить. Кто будет править от имени гаш. Но люди победили. Часть гаш, самая тёмная и кровавая ветвь, решила униттожить все следы и уйти. Но светлая ветвь гаш спацла гаю. Они вышли к людям. Стали жить с ними, не отказавшись от идеи посредников. Потому от союза эльфа и человека может родиться дитя.

Я потёр глаза и поджал губы. Как-то сами собой всплыли из памяти кусочки дневника древнего: анатомист, спорящий с Никитой о посредниках; бегущая сквозь лес темнокожая эльфийка с белым дитём на руках. Всё это правда. И древний приложил к этому руку. Но есть ещё один вопрос.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Настал черёд Кильки вздохнуть.

Она поднялась и потянулась, почти встав на мостик. Что ни говори, грациозное создание. Лишь выпрямившись, ответила:

– Не знаю. Просто хочесца поделисця. Скучно сидеть у костра. Я поцтоянное время сижу одна.

– Да она этими сказками уже всем надоела, – раздался за спиной хриплый голос Самогоныча, который прошёл мимо костра в сторону кустов. – Любимая забава эльфов: сидеть и размышлять о прошлом. Вот какая к хренам пробирочным разница? Нас с тобой тоже в некоем роде создали. Тебя в гильдии электриков. Меня в гильдии химиков. Я от этого стал хуже? А ты? Так что, если спросишь меня, то отвечу: нравится девка – хватай за ногу и тащи в дом. Всё равно они ниже пояса все одинаковые.

Рядом хихикнула и поудобнее закуталась в одеяло Куня. Орчанка зевнула и сквозь сон спросила:

– Дашь завтра из бластера пальнуть? Всю жизнь мечтала.

– Кто о чём, а вшивый о бане! – прорычал Самогоныч и добавил, клацнув из темноты пряжкой ремня: – Фу-у-у, хорошо.

– Дам, – тихо ответил я и глянул на фургон, где снова закашлялась Киса.

Возвращающийся Самогоныч остановился у костра, поднял палец, плюнул на него и со словом «Трыньк» поддел ухо Кильки.

– Слышь, отбраковка генетишного производства, ты ж рыбоед, завтра остановимся у Листвечной переправы, пожарь рыбки. У тебя хорошо получается.

– Генного, – проурчала Килька. – И не рыбоед, а рыбовед.

– Да, – тут же вмешалась Куня, высунувшись из-под одеяла, – рыбу в масле все любят. Даже гномы. А то в прошлый раз ты сварила борщ с сахарной свёклой и сонной саламандрой, так Самогоныч с гномами долго матерились.

Орчанка снова с хихиканьем забормотала на своём.

Я улыбнулся. Хотя наши новые спутники совсем разные и ругались между собой, но от них веяло теплом и дружбой.

– Килька, – позвал я. – Там, в озере, странная рыба была. Большая такая. Пучеглазая, налим не налим, сом не сом. Вкусная и жирная. Правда, сначала нас самих чуть не съели.

– Змееголов, – тут же ответила лесная эльфийка со своим интересным акцентом. Всё же Киса с Риной говорят по-русски лучше. Даже Куня почти без акцента калякает, лишь иногда глотая согласные. – Это корошо, – продолжила Килька, – что у цамого берега не встали. Она и процтая на сушу выпозаит, а мутант может ночью в палатку забраця.

Я кивнул, отмечая услышанное, и повернул голову к Самогонычу.