Эта мысль — мысль о книгах — отчего-то показалась ему крайне важной. Так иногда кажется поутру важной приснившаяся фраза: кажется, а потом оборачивается пустышкой.
А еще через неделю или год вдруг понимаешь, что же она значила на самом деле…
— Вот здесь я и живу.
От замшелых плит вправо, в брешь меж стволами, уходила тропка — узкая, ровная. Пришлось спешиться.
Тропка вывела их к озеру. Дальний берег отсюда не был виден, скрытый за серой пеленой. Над ближним стояли, свесив ветви в воду, ивы. Вечерело; багряные лучи солнца едва пробивались сквозь туман.
Оглушительно, нагло перекрикивались лягушки. Бирюзовая стрекоза зависла перед мордой королевского коня, затем бесшумно метнулась куда-то вправо, скрылась из виду…
Дом стоял у самой воды, на деревянном помосте. Волны-ладони лениво оглаживали хребтины почерневших свай. Принц ждал и здесь дивных див: дворца, или изысканного храна, или пряничной избушки… но дом был самым обыкновенным. Простоял он явно не один десяток лет и хозяев сменил трех-четырех, не меньше.
«Но ивы, — подумал принц, — ивы, и ветви, и вода, и вечер… что-то во всем этом есть; вон Ронди снова морщится».
— Ты ведь знал о нас, — внезапно сказал король, не глядя на мастера дороги.
— Знал, — кивнул мастер.
— Откуда?
— Птички нашептали. — И он зашагал вперед, посохом раздвигая высокую, по колено, траву.
Шли цепочкой, коней вели в поводу. Те, кажется, уже привыкли к мастеру. Порой один какой-нибудь вскидывал голову и всхрапывал, но тут же и успокаивался.
А может, они попросту устали, вымотались, как и всадники.
Окна дома были темны, лишь у ближнего стояла зажженная свеча. На перилах крыльца, на ступеньках, на коньке крыши, на ветвях яблоньки, что росла под окнами, — сидели птицы. Сорокопут, горихвостка, пищуха, лазоревка, парочка стрижей, славка-завирушка, пять или шесть канареечных вьюрков и даже черноголовый коростель.
Некоторые вспорхнули, когда гости подошли ближе, другие даже не шелохнулись.
— С той стороны — лужок, — махнул рукой мастер, — стреножьте коней, пусть пасутся.
Ступеньки заскрипели, застонали, когда он поднялся на крыльцо и отворил дверь.
— Сейчас натаскаем воды, умоетесь с дороги. Времени мало.
Он шагнул и растаял во мраке, но тут же и вернулся с двумя внушительными ведрами. Одно сунул в руки принцу, со вторым направился к колодезному срубу.
Проходя мимо яблоньки, принц наконец-то рассмотрел птичек. Все они были вырезаны из трутовика, как и та, на дороге.
— Давно вы здесь? — спросил он, чтобы не молчать.
— Крепче держи. — Мастер вскинул колодезную бадейку и вылил воду в ведро. — Всю эту жизнь.
— «Эту»?
— Пойдем, времени мало. До темноты нужно управиться.
На обратном пути принц заметил, что птичек на яблоне стало меньше: куда-то пропали завирушка и сорокопут. Он глянул себе под ноги, но в траве фигурок не было. Только покачивались растянутые между тонкими стебельками тенета паука-лабиринтника…
Умывшись, мастер с принцем вошли наконец в дом. Внутри пахло травами и сушеными грибами, в дальнем углу, над камином, стоял деревянный образ Предчура.
Мастер дороги накрыл небольшой изящный стол скатертью, кивнул Стерху, чтобы помог расправить дальний край.
— Садитесь, — велел он, — в ногах правды нет, — и отвернулся к шкафу достать посуду. Плащ мастер так и не снял, даже не расстегнул. Видимо, очень торопился завершить все дела во дворе до наступления темноты.
Гости устроились кто где. Король встал у окна и смотрел, как снаружи бьется о слюдяную пластинку мохнатый мотылек. Ронди рухнул на лавку прямо возле двери, вытянул-раскидал ноги в поношенных сапогах и закрыл глаза. Принц… принц, смутившись, потоптался у входа и отошел к черному камину высотой с человеческий рост. Хотел рассмотреть Предчура. Лик был вырезан как бы небрежно, черты едва обозначены, но казалось — живой, казалось — смотрит-следит за каждым твоим шагом.
Точнее, подумалось принцу, — за каждым шагом Стерха. Вот уж кому не сиделось! Заложив руки за спину, учитель прошелся вдоль полок с самым разным скарбом, от толстенных книг до заготовок для поплавков. Пригибался, чтобы не задеть головой свисавшие с потолочных балок рыбацкие сети. Пару раз останавливался и вглядывался в содержимое полок, а впрочем, вряд ли он многое там рассмотрел. Единственная свеча — та, что на подоконнике, — скорее сгущала полумрак в доме.
Мотылек продолжал размеренно биться в окошко. Король встал и потянулся к свече — может, переставить, а может, поджечь другие свечи.
— Не нужно, не трогайте, — тихо, но твердо сказал мастер. — Рано еще.
Рифмач вскинулся, заморгал и удивленно посмотрел на принца. Тот пожал плечами: и сам не понимаю.
— Это могилы? — спросил после паузы король. — Там, за домом. Чьи?
— Когда я прибыл сюда, они там уже были… многие из них. — Мастер говорил и быстро, аккуратно расставлял тарелки. — Потом я похоронил там жену и сына.
— Она… — король запнулся, — она умерла? Давно?
— В прошлом году, в ночь, когда на дальнем берегу впервые зарыдала Пламенная Выпь.
Учитель принца раздраженно покачал головой: