Мастер дороги

— Очень просто, — ответил вместо мастера принц. Вот теперь все кусочки головоломки встали на место… или почти все. — Это было еще до появления Стерха, верно, отец? Прадед… Его вместе с советниками тогда завалило в горах, причем вся свита выжила, только они погибли. И это была первая такая смерть среди потомков Предчура, многие до сих пор считают, что прадед преступил законы мира, вот его и… Но, может, дело вообще не в нем? — спросил принц, обернувшись к мастеру дороги. — Может, это все из-за советников, которые знали о том, что традиция нарушена, — и молчали? А Сыч ваш, — зло добавил он, — Сыч на самом деле никого не спас. Всего лишь оттянул неизбежное. — Принц посмотрел на отца, на мастера, — и впервые понял, насколько они похожи друг на друга. — Это Сыч вывернул наизнанку прежние порядки. Это он предложил тебе, отец, чтобы мастером дороги сделали…

Имя вертелось на языке, когда-то давно принц знал его, слышал от кого-то, но с тех пор прошло слишком много лет.

— Традицию, — сказал мастер дороги, — можно не только нарушить. Традицию, мальчик, можно еще и создать. Вот Сыч и создал. В его предложении был резон, поскольку родственники королевской крови — большая морока для всех, в том числе и для самих себя. Даже если ты никогда не думал об узурпации трона, тебя все равно будут подозревать. Это ведь естественно для людей. — Он усмехнулся. — В общем-то, Сыч нашел недурной выход… Сперва в мастера дороги уходили прежние короли, затем — их престарелые родственники, вот только и те и другие долго на свете не заживались. Совсем иное дело — выбрать кого-нибудь помоложе. Отправить его на самую окраину мира с семьей, пусть рожает и воспитывает детей, чтобы те в свой срок унаследовали почетную должность. Если же случится небывалое и королевская династия прервется…

— …одного из детей мастера призн ают законным наследником. Вот только, — усмехнулся принц, — тогда возникнет небольшая загвоздка. Кого назначить следующим мастером? Кому отрубить ноги, чтобы не претендовал на престол.

Ронди охнул от изумления: видимо, до сих пор даже не догадывался.

— Всегда найдется кто-нибудь подходящий, — спокойно ответил мастер.

Дорога здесь чуть расходилась в стороны. По центру, на чистых, ровных плитах, стояла увитая виноградом колонна из ноздреватого камня. На верхушке покоилась черная чаша с алым узором по краю, с огнем — в сердцевине. С медленно гаснущим огнем.

— И вы с этим смирились? — сказал принц в спину мастеру. — Вся жизнь — вот так, от чаши к чаше, кроме семьи — никого вокруг, не с кем даже словом перемолвиться… А ты, отец? По-твоему, так и должно быть? И кому, когда настанет срок, придется рубить ноги, мне? Ласточке?!

Мастер, не обращая на него ни малейшего внимания, провел ножом по ладони и дал первым каплям упасть в пламя. Король тоже не произнес ни слова, только Ронди опять охнул.

— Так и знайте, — сказал им всем принц. Он чувствовал, как дрожат руки и как покраснели щеки, уши, шея. — Я не стану… не хочу! Пусть даже небо рухнет на землю, пусть реки потекут вспять, горы вспыхнут свечами, — я не поддамся. Ничего не решено, должен быть выбор!

Последняя капля соскользнула с ладони мастера — и мир на мгновение сделался ярче и чище.

— Он и существует — выбор, — сказал мастер дороги. — Как и свобода воли. В конце концов у меня выросли ноги, принц. Я мог забрать Зарянку и детей, уехать в какой-нибудь дальний закуток, где меня не отыскали бы даже лучшие ищейки твоего отца. Ты тоже можешь развернуться и уехать, хоть сейчас.

Он вытер лезвие и спрятал нож. Бабочки плясали в воздухе, садились на края чаши. Но ни одна не спешила сгореть в пламени.

— В общем-то, — добавил мастер, — так даже будет лучше для тебя самого. В «Книге» совершенно точно сказано: до Темени доберется только один. Что произойдет с остальными путниками — неизвестно. — Он поглядел на короля и пожал плечами. — Правда, если к Темени отправится всего один, до цели он может и не добраться.

12

Простившись с мастером, ехали молча. Мотыльки порхали над головами, плясали в струнах света. Зеленый полог смыкался все плотнее, и вот уже сам он засиял, словно обратился в реку текучего золота.

Принц смотрел на отца и Ронди, и ему казалось, что перед ним ожившая миниатюра из книги. Сочные цвета, игра света, но при этом — плоские, двухмерные фигуры. Поскрипывала кожа седел, а ему чудилось — перо царапает по пергаменту; звякала сбруя — а на деле переписчик постукивал о край чернильницы, стряхивая лишние капли.

В какой-то момент принц понял, что не знает, как долго они в пути. Полчаса? Час? Сутки?

От золотистого полога исходило сияние, в котором таяли тени и детали. Дорога то и дело изгибалась, но даже эти изгибы были едва уловимы: не сосчитать, не отличить один от другого.

Лошади шагали размеренно и как будто спали на ходу. Да и всадники… принц испытывал это на себе; собственно, вот сейчас что-то выдернуло его, вернуло, а до сих пор… его словно и не существовало.