Мастер дороги

Рокфеллер-центр — место людное, поэтому Евгений Федотович частенько наведывался сюда в надежде отыскать свой заветный миллион в чемоданчике.

В тот день Пчелкин совершил уже прогулку-инспекцию по одному из обычных маршрутов, перекусил в Катакомбах и теперь шел, рассеянно поглядывая по сторонам и ни о чем особо не размышляя. Даже о своей идее фикс забыл: в блаженном довольстве он наслаждался моментом и не думал о завтрашнем дне.

Путь его пролегал мимо упомянутого катка, под Прометеем. Евгений Федотович некоторое время постоял, наблюдая за катавшимися, но что-то, какая-то неправильность в происходящем отвлекала его.

Сперва Пчелкин не понял, почему взгляд его упрямо норовит переключиться с симпатичных девиц-фигуристок на прохожих. Дело было не в девицах (хороши! смотрел бы, не отрываясь!) и не в прохожих (обычные люди), дело было в том… да, в том, как вели себя эти самые прохожие. Каждый — спешил ли куда-то или просто прогуливался, — оказавшись под Прометеем, вдруг сворачивал, на шаг-полшага отклонялся в сторону — и продолжал идти дальше, как ни в чем не бывало.

«Как будто дохлый голубь валяется», — подумал Пчелкин.

Не вполне понимая зачем, Евгений Федотович все-таки решил посмотреть, что же там лежит. Это было не праздное любопытство, а скорее сила того рода, которая влечет кролика в родную нору — пусть даже из нее явственно пахнет змеей.

В первый момент Пчелкин не увидел ровным счетом ничего. Да, люди обходили некий участок дорожки, но он был пуст. Правда, солнце, зависшее над Рокфеллер-центром, светило Прометею в спину и роняло тень от руки статуи именно в том месте, которое огибали прохожие, — но рядом на дорожке лежали тени от деревьев, беспардонно этими же прохожими попираемые.

Абсурдность картины была столь очевидна, что Пчелкин решил разрушить ее единственно возможным образом: шагнул туда, куда избегали наступать другие люди.

И, уже занеся ногу, он наконец-то увидел.

Из теней проступил небольшой черный чемоданчик. Холодно блеснул двумя защелками — как будто подмигнул Евгению Федотовичу.

Мгновенно Пчелкин вспомнил всё: свои мечты и надежды, свои безуспешные круженья по городу, сумму, которая осталась в его распоряжении.

Разговор с «ярко-алым».

Он стоял и смотрел на вымечтанный чемоданчик, а люди вокруг шли, не останавливаясь, не замечая этой черной кожаной коробки, и, только наткнувшись на Евгения Федотовича, удивлялись: какого черта стоять посреди дороги?! Ни один из них даже не полюбопытствовал, куда это он смотрит, их взгляды ни на миг не касались тени — и того, что в этой тени скрывалось.

Как завороженный, Пчелкин потянулся к чемоданчику — да так и замер. В душе впервые за долгие годы творилось нечто невообразимое: страсть и рассудок вступили в нешуточный поединок. Страсть требовала своего: немедленно забрать чемоданчик, пока на него не предъявил права кто-нибудь другой. Рассудок вопил об опасности, мол, такие совпадения не бывают случайными, вспомни разговор и беги отсюда подальше, пока тебя не заставиливзять чемоданчик. Рассудок (а скорее — интуиция) допускал и такое развитие событий.

В конце концов…

3

Часы у соседа зазвенели — длинно, неожиданно настойчиво. Извинившись, рассказчик вынул их и проделал обычный свой ритуал: внимательнейшим образом изучил оба циферблата, что-то подправил, подкрутил, после чего снова убрал их в карман.

— И что, взял этот ваш Пчелкин чемоданчик? — не вытерпел Виталий.

Сосед улыбнулся.

4

— Ну-у, — сказал «ярко-алый», — заставить — это вряд ли бы вас заставили. Хотя… Если вам уже пришла в голову такая мысль… допускаю, что могли и заставить. Не напрямую, а направили бы ситуационный вектор так, чтобы у вас не осталось другого выхода. — Он еще поразмыслил и твердо кивнул: — Да, пожалуй, могли.

Евгений Федотович облегченно вздохнул.

— Значит, я правильно сделал, что оставил его там?

— Это с какой стороны посмотреть. — И унган надолго замолчал, отпивая из высокого стакана с зонтиком.

Встретились они в том же кафе. Пчелкин не искал «ярко-алого» нарочно, но тот уже сидел за их столиком и при виде Евгения Федотовича приветственно махнул рукой, мол, присоединяйтесь. За все время разговора он приложился к стакану всего дважды: первый раз — когда услышал про чемоданчик, второй — сейчас.

— Я тогда ушел и не успел сказать главное, — решился наконец унган. — Да, для обычного человека взять грязнуювещь — необратимо испачкаться. Но кто предупрежден, тот вооружен. Зная или хотя бы догадываясь о том, что найденная вещь — с грязью, человек решительный, привыкший во всем добиваться успеха любой ценой, вполне может использовать ее без вреда для себя. Продать кому-нибудь или заложить в ломбарде… Вариантов много.

— Но…

— Деньги? С ними еще проще: грязьведь была бы на конкретных купюрах — тех, которые лежали (если они там были) в чемоданчике. От вас и требовалось-то — потратить найденное. Или, допустим, положить в банк на свой счет. Так вы избавились бы от купюр, но не от той суммы, которую нашли, понимаете?