Мастер дымных колец

- Душа должна петь, понимаете, душа, - незнакомец скреб угловатую щеку с поседевшей местами щетиной. - Вы ничего не понимаете, если спрашиваете, что должно быть. Неужели не видно? Вот здесь вход, вот здесь выход, вот усилитель. Почему не работает? Не поет почему? У вас было так: сделаешь, спаяешь что-нибудь, умаешься, здоровье угробишь, а душа не поет?

- Было.

- Было много раз или мало? Если раз или два, это все не то. Вот если все время, что ни сделаешь, чего ни спаяешь, а душа не поет? Все коту под хвост, понимаете? Понимаете, гудит, свербит, напрягается, а тока нет. Скажите, на кой меня здесь оживили, если все одно - душа не поет?

- У вас конденсатор... - начал Варфоломеев.

- Вы ничего не понимаете, вы все одно твердите - конденсатор, конденсатор. Причем тут конденсатор, если душа не поет? Вот смотрите сюда, - незнакомец полез под стол и вытащил оттуда этюдник, заваленный доверху масляными тюбиками. - Выдавливаем немного краски, потом другой, еще, и еще. - Незнакомец все выдавил на белый грунтованный холст, и без того загаженный подсохшими разноцветными давками. - Смешиваем и пишем. - Он ткнул испачканной кистью в несколько цветов и перенес подобранный результат на палитру. Потом еще и еще. На палитре возникло красивое женское лицо. - Нравится?

- Да.

- Вы не туда смотрите. Глядите на холст. Видите, какая дрянь. Почему, почему душа не поет? Не надо отвечать. Мне все ясно, вы больны. Вы все здесь больны. И Феофан болен, особенно он. Здоровый человек не будет заниматься этим грязным делом. А он занимается, добровольно. Он только может орать: небо синее, луна красная, а звезды - черти. Вот и вся его песня.

- Синекура тоже болен?

- Синекура - главный врач.

- Вас не смущает: главврач - и институт смерти?

- Какая разница, институт смерти, институт жизни. Все без толку, если душа не поет. - Незнакомец сел на кровати и обхватил руками голову. Феофан сказал, вы были вчера на площади.

- Да.

- Вы видели ее?

- Кого?

- Гильотину.

- Видел.

- Ну и что, работает? - Не дав ответить землянину, продолжал: Молчите? То-то же. Меня заставили сделать электропривод. Вот тогда посмотрим. - Кровать заскрипела, незнакомец снова лег и накрылся своим покрывалом. - Но у меня пока ничего не получается, - говорил он сквозь материю. - Выход есть, вход есть, усилитель тоже есть, а душа не поет. Почему?

Варфоломеев еще постоял рядом с неудачником.

- Уходите, не мешайте мне. Феофан в четвертом. Заберите ногу, воняет.

Выйдя в коридор, Варфоломеев заметил, как из его палаты медленно выползает розовая спина Феофана.

- А, Петрович, вон ты где! - обрадовался Феофан. - Я смотрю, нету, думаю, опять сбежал, что ли. - Феофан показал белые зубы. - Ты прости, гхы, гхы, Петрович. Черт попутал. И то, скажи, на шее шина, как у висельников, ну я и подумал, что из ихней когорты будешь, гхы, гхы. А я, дурья бошка, про вывих позвонков, про выпученные глаза...

- Ты почему, Феофан, не сказал, что здесь институт смерти?

- Какой смерти? - Феофан сделал невинные глаза.

- Институт Деэксгумации.

- А-а. - Феофан опять рассмеялся. - Я же думал, ты висельник, гхы, гхы. Что ж я тебя, малохольного сангвиника, с места в карьер, ты же опять вешаться начнешь. Я и сейчас подумал - ты в окно шуганул. Гхы. Ну все, все, не обижайся. Чего ты с ногой таскаешься, брось, брось, приберут, кому надо. - Феофан взял из варфоломеевских рук кость, понюхал, но выбрасывать не стал. - Вот, смотри, канифолью провоняла. Напугал тебя Мирбах? Ничего, ничего, он спокойный, - Феофан покрутил пальцем. - Пойдем ко мне, у меня коньячок есть.

В палате Феофана царил античный дух. По четырем углам стояли гипсовые бюсты, один из которых сильно смахивал на самого Феофана.