Мастер дымных колец

- Молодец. Я же понимаю, с кем тебе еще поговорить? Кому довериться? Ты ведь страдал, ох как страдал. Уж конечно, с такими мыслями не к каждому сунешься. Во-первых, не каждый и поймет, - существо рассмеялось. - Да что там каждый, пожалуй, и миллиард просеешь, а не отыщешь нужного человечка. Не с кем поделиться. Ведь не с Пригожиным же, старик бы не понял, малограмотен. Евгений? Нет, этот нам совсем не подходит, слабоват. Человек проверяется запросами, а какие у него запросы? Так, один смешной восторг. Трофимов - солдафон, раб...

- Не смей.

- ...Хотя и способен на самопожертвование, - продолжает рассудительный голос. - Вот и вся твоя гвардия. Да, еще Караулов, но это уж совсем смешно. Кстати, куда он запропастился? Куда исчез наш неугомонный муженек, обратно, что ли, в медвежью клетку подался? Гляди, будет потом пугать скорую помощь: бездна, бездна! Ой, чуть не забыл, отражение картинно хлопнуло себя по высокому лбу, - Чирвякина чуть не забыл. Его не трогай, успокоился твой Марий Иванович в каморке у лесника. Как увидел мексиканские заросли, сразу успокоился, понял, что не сон была его жизнь, а реальная судьба. Ему теперь доподлинно известно, что есть такое мусор, и почему из мусора вырастают кактусы. Теперь, кажется, все.

Наступает короткая пауза.

- Да, о чем это я? Чертовски хочется курить. Поищи там на столе, может быть, Бошка оставил.

Чуть погодя отражение чиркает спичкой, затягивается и с наслаждением выпускает идеально круглое дымное колечко.

- Машина дрянь оказалась, даром что государственная. Согласись, простовата.

- Я и так знал, - оправдывается человек и тут же жалеет.

- Ну уж, знал. А зачем же рычаги трогал? Нет, дорогой мой, врешь. Неужели бы ты, повелитель вселенной, согласился выступить против такого простого устройства? Ведь обидно победить коварное чудовище, а потом узнать, что оно есть обычная ветряная мельница...

- Врешь, я ни с кем не боролся. Я просто использовал, просто направлял, чтобы... Я действовал... - человек замялся.

- Ну, ну. Не стесняйся, изреки заветное слово. Не бойся, при мне можно. Ты думаешь, если скажешь, то все в одночасье и разрушится. Но это не так. Другое дело, если на публике, так сказать, публично, - тогда, естественно... Но здесь, в гордом одиночестве, не сомневайся, шепни на ушко, нас никто не услышит.

- Не приставай. Я уже и забыл, про что думал.

- Ах-ха, видно, не уступит ни за что. Гордый, упрямый, умный. Ну, так я обнародую, я знаю, как ты дорожишь этим словом, оправдываешься, лелеешь по ночам. Потому что слово твое - ВОПРЕКИ, да золотыми буквами в черном небе.

- Да, вопреки, - теряя чувство юмора, настаивает человек. - Вопреки тупости и невежеству, вопреки насилию, вопреки...

- Вопреки ветряным мельницам, - заканчивает существо, снова с удовольствием затягивается и сбрасывает пепел прямо на пол. Еще раз пускает дымное кольцо и изрекает: - А ведь ты жаден, Сергей Петрович. Да, очень жаден, жаден беспредельно, до крайности, до отвращения. Женщины тебе одной мало, земли - недостаточно, тебе подавай еще и небо, и не просто в смысле орбитального полета, тебе хочется, чтобы и там без тебя что-нибудь не произошло, чтобы и там кто-нибудь о тебе вспомнил. Ах, жаден, жаден, даже бессмертием пожертвовал из жадности, из неуемной варфоломеевской жадности.

- Как же это бессмертием можно пожертвовать из жадности? Да ты зарапортовался...

- Брось, не притворяйся.

- Не понимаю, - сопротивляется Сергей Петрович.

- У-у-у, как мы разволновались, разнервничались, расчувствовались. Как же, герой, ради одного-единственного взглядика бессмертием пожертвовал. Да была ли такая любовь раньше? Эй, остановись, людское братство, оглянись вокруг, убедись и замри перед сияющей вершиной человеческого духа, ослепни навсегда! - человек почти орал из зазеркалья. - Мог бы и сказать ей, намекнуть. Ну конечно, мы гордые, мы знаем, что слова все испортят, пусть, мол, сама догадается, додумается или от других узнает. Вон через Чирвякина мог послать весточку невзначай, как бы между прочим, или нет, лучше через Васю Караулова. О, этот подхватил бы, не сомневаюсь, этот такое накрутил бы, навертел, - что там саги, легенды народ слагать бы начал. Глядишь, и до нее бы докатилось. Поглядите, поглядите, люди добрые, на Землю вернулся помирать со всеми, и все - ради одного благословенного взглядика, ради одной счастливой минутки. Хорош, хорош, нечего сказать, этакий доктор Фаустус навыворот, доморощенный, российский. Какой-никакой, а все-таки наш, отечественный. Так бы все, пожалуй, в разрисованном виде и предстало, кабы не одна неувязочка. Тьфу, понимаешь, даже неприятно произнести, какая опечатка.

- Какая опечатка? - Сергей Петрович замер.

Человек, кажется, с ожесточением расплющил потухший окурок и ухмыльнулся.