А в похождениях Коровьева и Бегемота, в наказании Степы Лиходеева, киевского дяди или алчных дамочек всё остроумно, интересно, изобретательно. И всё это создает некую дымовую завесу, пелену тумана, в которой теряется наша и без того подточенная способность отличать добро от зла. И потешаемся мы, глядя со стороны на посетителей варьете, и не подозреваем, что сами наловили «нарзанных этикеток» и вместо страниц Евангелия, и вместо «верной и вечной любви»…[273]
Ведьма — это не комплимент
Маргаритой принято восхищаться, видеть в ней возвышенный образ любящей, верной, милосердной женщины. С ней мастеру предстоит провести вечность. Будем ему завидовать? Желать и себе столь доброго исхода?
Что ж, посмотрим на ее милосердие. Только уточним, что милосердие — это сердце, милующее другого, живущее другим человеком, а не каким-то своим интересом.
Представьте, что на улице я был атакован просящим милостыню бомжем. В итоге нашего контакта некая денежка от меня перешла к просителю. Точно ли это добрый поступок? А, может, я просто решил так избавиться от мелочи, надоевшей своим бряцаньем в моем кармане? Или просто решил побыстрее откупиться от этого тяготящего меня контакта с плохо пахнущим уличным жителем. Или же я сработал на публику: «Все заметили, что я подал милостыню? Камеры успели заснять или нужно сделать дубль?» В общем, бывают поступки, несущие добро другому человеку, но никак не свидетельствующие о доброте самого доброделателя.
Да, Воланду заступничество Маргариты за Фриду поначалу кажется милосердием. Но Маргарита успокаивает духа зла. «Воланд, обратившись к Маргарите, спросил:
— Вы, судя по всему, человек исключительной доброты? Высокоморальный человек?
— Нет, — с силой ответила Маргарита, — я знаю, что с вами можно разговаривать только откровенно, и откровенно вам скажу: я легкомысленный человек. Я попросила вас за Фриду только потому, что имела неосторожность подать ей твердую надежду. Она ждет, мессир, она верит в мою мощь. И если она останется обманутой, я попаду в ужасное положение. Я не буду иметь покоя всю жизнь. Ничего не поделаешь! Так уж вышло.
— А, — сказал Воланд, — это понятно» (гл. 24).
Как мы видим, свой внутренний комфорт Маргарита ценит выше встречи с мастером. Воланд предупредил, что исполнит лишь одну ее просьбу. Маргарита имеет все основания подозревать, что мастер в тюрьме. Но просит она не за него. За себя. За свой покой. Так что Маргарита успешно прошла испытание Воланда. Вот если бы она бросилась сразу просить за мастера, жертвуя собой, — вот тогда она явила бы чуждость своего духа духу Воланда. А так — они оказались одного поля ягоды. Ради
…Позднее (в 1986 году) похожий сюжет появится в фильме «Тайна Снежной королевы». Королева (Алиса Фрейндлих) спрашивает замороженного Кая, почему он все еще хочет встретить Герду. И тот отвечает: «Я привык к ней». Королева в восторге: прекрасно! То, что привычно, то незаметно и на самом деле не любимо.
Вот как королева поняла, что в просьбе Кая нет любви, так и Воланд понял, что в просьбе Маргариты нет милосердия. Затыкать щели не понадобилось.
Еще Маргарита заступается за Понтия Пилата. Но как-то очень несимпатично описывается это ее «заступничество»: «Отпустите его, — вдруг пронзительно крикнула Маргарита так, как когда-то кричала, когда была ведьмой, и от этого крика сорвался камень в горах и полетел по уступам в бездну, оглашая горы грохотом. Но Маргарита не могла сказать, был ли это грохот падения или грохот сатанинского смеха» (гл. 32). Вариант: «О, как мне жаль его, о, как это жестоко! — заломив руки, простонала Маргарита»[274]. Слишком много в этом нарочитости, позы и штампа…
Другая исповедь Маргариты: «Я тебе сказку расскажу, — заговорила Маргарита и положила разгоряченную руку на стриженную голову, — была на свете одна тетя. И у нее не было детей, и счастья вообще тоже не было. И вот она сперва много плакала, а потом стала злая» (гл. 21).
Вот описание тех черт живой Маргариты, которые исчезают у Маргариты мертвой: «ведьмино косоглазие и жестокость и буйность черт» (гл. 30). Вот Маргарита ожившая: «Голая Маргарита скалила зубы»[275]. Так что не стоит удивляться, видя, что животные — даже мистические — боятся Маргариту. «Коровьев галантно подлетел к Маргарите, подхватил ее и водрузил на широкую спину лошади. Та