Мастер и сыновья

Когда по всему краю начался призыв запасников, семья снарядила Симаса в Америку. Однако кузнец не проявил должного проворства: все прислушивался, что толкуют мужики про ужасы войны, терся в своей каморке и всякий раз, когда наступал назначенный день, откладывал отъезд с утра до вечера, а с вечера— до следующего утра. Словно он передумал и решил укрываться от солдатчины здесь же, дома: услышав чужие шаги, чужую речь, забивался в темный угол и торчал там, никем не видимый, слушая про всякие Мукдены, про утонувшие с войском корабли, про то, как погибло несколько сот солдат на озере, провалившись сквозь лед.

На некоторое время кузнец исчезает, не показывается даже в обед и в ужин. Однажды, когда с по толка на пол посыпалась солома, Девейка забрался на чердак, рассчитывая настигнуть там виновника — кошку или проказливую мышь. Раскидав рухлядь, мастер, к своему удивлению, обнаружил лежащего ничком сына. На вопрос, что он тут делает, Симас виновато улыбнулся: он сторожит, чтобы сороки яйца не воровали. Отец увел скрытника вниз и как следует пристыдил. Одно было ясно: с кузнецом неладно, и страх перед Маньчжурией может его доконать.

Перед самым призывом запасников Йонас проводил брата до прусской границы. Для этого наскребли денег на билет и договорились, что, когда Симас устроится и немного подзаработает, к нему приедут Марцеле с дочкой. Прошел рекрутский набор, а власти так и не хватились Симаса, чем крепко удивили домочадцев мастера. Лишь несколько месяцев спустя, когда матушка уже слала свои молитвы за моря-океаны, выпрашивая у господа благополучное завершение пути для своего сынка, и обсуждала с домашними, устроился ли он на «майны»[13] или где-нибудь в Питсбурге, гончару переслали письмо из Маньчжурии от его Корнелюса. Девейки узнали, что в письме том есть и для них большая новость, в которую даже поверить было трудно: Корнелюс писал, что нынче он отправляется на позиции, а до этого валялся в больнице в городе Харбине, в которой лечится много солдат, отравившихся гнилой свининой. До последнего времени служил Корнелиюс в одной роте с Девейкиным Симасом, но уже несколько недель, как не встречает его. Девейкин Симас то ли прикинулся дурачком, то ли на самом деле спятил, ибо тут многие по-всякому стараются вырваться из когтей смерти; жалко было смотреть, что творится с Симасом. Однажды утром повели их в поле на «штыковую упражнению» и как приказывают «налево», то Симас — в другую сторону; велят «направо», а Симас — задом пятится. Как только выстроились они в два ряда «на штыки» и подали им команду, Симас как припустит бегом, бросив ружье.

Все давай смеяться, а офицеры догнали его, надавали по морде и по другим местам — глядеть страшно. На другой день надо им уезжать, все встали, сложили ранцы, мешки, одного только Симаса нигде нет. Офицер давай ругаться, смотрит: Симас, раздевшись догола, прыгает на вокзале. Говорят, водили его к полковому доктору, и где теперь Симас — никому не ведомо..

Письмо соседского сына принесло в Девейкину семью великую скорбь, вызвало рыдания. Йонас не мог понять, как это брат с прусской границы угодил в солдаты: сам он провел его аж до той стороны, с трепещущим сердцем ночь проторчал в кустах, и_г кажется, Симас должен был благополучно добраться до чужой земли… Не иначе — схватили его или прусская стража назад вернула. Кто знал Симаса, мог поверить, что он испугался путешествия на пароходе через моря и страшных рыб, питающихся человечиной, про которых столько наплел враль Полковник, не бывавший в Америке. Мастер винил самого Симаса, что тот не послушался и не убрался в срок. Все-таки это известие глубоко ранило мастера и старушку. Всплакнула и Марцеле, как ни мало она любила Симаса. Кризас настрочил целый лист Корнелюсу, чтобы тот разузнал у офицеров, где теперь Симас.