Мастер Игры

В отличие от других форм танца, Марта придавала осо­бое внимание работе с корпусом. Она говорила, что движения корпуса зарождаются в глубине таза. По ее мнению, самые выразительные движения человеческого тела появляются в результате сокращения диафрагмы и резких поворотов корпуса. Именно такие движения — движения корпусом — были в центре ее хореографии, а вовсе не руки и уж тем более не мимика (как ей пред­ставлялось, красивые жесты и «театральное» выражение лица придавали танцу излишнюю высокопарность). Со временем она разработала множество упражнений для корпуса и призывала артистов прислушиваться к глубин­ным эмоциям, возникающим при работе определенных групп мышц.

На начальном этапе Марту подстегивало желание соз­дать что-то такое, чего раньше на сцене никто не видел. В классической западной хореографии, например, со­вершенно исключено падение танцовщика — это вос­принимается как нонсенс, немыслимая, грубая ошибка: от пола можно отталкиваться, но ни в коем случае не ло­житься на него! Грэхем, напротив, придумала целую се­рию намеренных падений — движений, когда танцов­щик припадает к полу и снова поднимается в нарочито замедленном темпе. Такие па потребовали усиленных упражнений на развитие различных групп мускулатуры, непривычных для танцовщиков, а Марта продолжала развивать свои идеи: пол ей виделся как особое про­странство, на котором, подобно змее, извивается танцу­ющий артист. В ее новой системе колени артиста пре­вратились в выразительный инструмент — своего рода шарнир, на который можно опираться, балансируя, так что возникал эффект невесомости.

Постепенно работа продвигалась, и Марта видела, как танец, который она вынашивала в своем воображении, все больше превращается в реальность. Чтобы усилить впечатление новизны, она решила сшить артистам ко­стюмы по собственному дизайну. Костюмы эти, в основ­ном выполненные из эластичных материалов, превраща­ли танцовщиков в почти абстрактные фигуры, движения которых порой напоминали геометрические построе­ния. В противоположность традиционным балетным де­корациям, напоминающим волшебную сказку, спектакли труппы были оформлены в минималистском, энергич­ном стиле. Артисты выступали почти без грима. Все было направлено на то, чтобы фигуры в обтягивающих трико выделялись на фоне сцены, а выразительность дви­жений была максимально подчеркнута.

Реакция на первые выступления оказалась бурной. Зрите­лям никогда еще не приходилось видеть ничего подобно­го. Многие находили хореографию Грэхем отвратитель­ной, отталкивающей. Другим работа казалась излишне эмоциональной, извлекающей на свет чувства, о которых не принято было говорить на языке балета. Противопо­ложные мнения свидетельствовали о силе произведенно­го впечатления. С годами, когда к тому, что поначалу казалось грубым и уродливым, привыкли, стало очевид­но:

Марта Грэхем практически в одиночку создала но­вый жанр, новую хореографию — тот самый современ­ный танец, какой мы знаем сегодня.

Не желая допустить, чтобы новое и современное превра­тилось в очередную догму, Марта снова и снова поража­ла публику неожиданными решениями, никогда не по­вторяясь, постоянно меняя рисунок и тематику танца. Даже спустя почти шестьдесят лет после создания труп­пы она не утратила способности создавать ощущение новизны и мощи, к которому всегда стремилась.

Возможно, самая большая опасность для творчества та­ится в остывании, угасании, которое со временем насту­пает в любой профессии или сфере деятельности. В нау­ке или бизнесе определенные подходы или методы, однажды хорошо зарекомендовавшие себя, быстро ста­новятся общепринятыми. Люди забывают, с чего все на­чиналось и как была принята та или иная норма, теперь они просто выполняют некий набор инструкций. В ис­кусстве кто-то становится основоположником нового направления, стиля — актуального и животрепещущего, отражающего дух времени. Преимущество этого стиля в том, что он отличается от всего остального. Вскоре, од­нако, появляются подражатели. Новый стиль входит в моду, следовать ему становится престижно, к тому же само подражание может выглядеть ниспровержением и бунтарством. Так продолжается десять, двадцать лет, и вот уже новизна превращается в штамп, пустую форму, не наполненную реальным чувством. Подобных процес­сов не может избежать ни одно культурное явление.