Мастер-класс

Я чувствовала, что сейчас бабушка начнет повторяться, а потому и сама уставилась на цветные зайчики на стене, которые отбрасывали кусочки стекла, вделанные в корпус поддельной лампы «от Тиффани». Я рассматривала бронзовую подставку лампы и полированную поверхность письменного стола, на котором она стояла. На столе у Марты Андервуд царил идеальный порядок; просто так там не валялось ни одной бумажки; карандаши стояли в подставке, как деревянные солдатики; блокноты и папки вставлены в держалки. Именно поэтому мой взгляд и зацепился за конверт, лежавший рядом с телефоном как-то уж слишком вольно. Это была, пожалуй, единственная вещь, нарушавшая общий порядок.

Это был тот самый конверт, который Андервуд положила на стол, когда пошла за дополнительными подушками для Фредди.

Конверт был толком не запечатан, а застегнут металлической скрепкой-бабочкой, клей под клапаном совершенно высох, и Алекс в спешке, видимо, не обратил на это внимания. Я сразу поняла, что открыть конверт ничего не стоит, и пока Ома рассказывала об этой эпилептичке, сестре Мириам, и о том, как подвал у них в доме затопило из-за сильных дождей и как ей самой пришлось убирать грязь в прихожей, когда Мириам ушла, я взяла его, перевернула, взвесила на ладони и прочла адрес, а также штамп, поставленный с обеих сторон: «Конфиденциально. Не копировать».

И даже не успев отдать себе отчет в том, что творю, я уже зажала телефон между ухом и плечом, отогнула металлические крылышки скрепки и вытащила из конверта его содержимое. С первой же страницы слова полетели мне в лицо, как камни:

Петра,

вот план в продолжение нашей дискуссии. Ты поймешь, почему я не захотел посылать его по электронной почте. Слишком много лишних глаз.

С любовью,

Алекс.

Ома между тем продолжала что-то говорить — о каком-то враче, о сестре Мириам, о том, что из-за сырости в подвале сгнили морковь и картошка. Не знаю, о чем она говорила еще, но я была уже на второй странице письма, и там оставалось еще несколько.

ПОКОЛЕНИЕ: нулевое (от тринадцати до пятидесяти пяти лет); учащиеся и преподаватели женского пола из выбранных наугад государственных школ.

ЦЕЛЕВЫЕ ГРУППЫ НАСЕЛЕНИЯ: лица с показателями Q-теста ниже среднего уровня; различные этнические группы (TBD[45]); люди с врожденными, генетическими или социальными аномалиями, у которых имеется подтвержденное свидетельствами аномальное потомство.

МЕТОД: по всей вероятности, хинакрин (?) (см. предыдущие доклады по гормональной терапии и ее осложнениям).

РИСК ДЛЯ ИСПЫТУЕМЫХ: от небольшого до весьма значительного; потенциально возможен смертельный исход.

ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ: сочтен положительным; проверке не подлежит.

СООТНОШЕНИЕ СТОИМОСТЬ/ВЫГОДА: от хорошего до отличного.

— …и Мириам стояла там и во всем обвиняла меня, словно я сама это сделала! — донесся до меня усталый голос бабушки. Она немного помолчала и спросила: — Ты слышала, что я сказала, Liebchen?

— Да, Ома. Конечно, я все слышала, — машинально ответила я и перешла на третью страницу.

ПОКОЛЕНИЕ: номер один (до двенадцати лет); учащиеся обоих полов или неопределенной половой принадлежности.

ЦЕЛЕВОЕ НАСЕЛЕНИЕ: СМ. ВЫШЕ (за исключением потомства).

МЕТОД (TBD): наследуемая мутация через прицельное изменение генетического кода.

РИСК ДЛЯ ИСПЫТУЕМЫХ: незначительный.

ВОЗМОЖНЫЙ РЕЗУЛЬТАТ: 80–90 % в поколении № 1 с усилением в геометрической пропорции в последующих поколениях.

СООТНОШЕНИЕ СТОИМОСТЬ/ВЫГОДА: в зависимости от используемого метода; предварительная оценка положительная.

Настенные часы отбили еще четверть часа, и Андервуд, просунув голову в дверь, спросила:

— Все в порядке? Вам нужно еще немного времени?

— Всего минут пять, пожалуйста. Это очень серьезно. — Я с удивлением услышала, как мои губы сами выговаривают эти слова.

И тут же в трубке по-немецки закричала Ома, требуя, чтобы я слушала ее как можно внимательней:

— Я сказала, что они стерилизовали ее, Лени! Они увезли ее и что-то там у нее вырезали, а потом привезли обратно. Ты меня слышишь? Они сделали это с сестрой Мириам! Выпотрошили и обратно привезли!

Ома на двух языках выкрикивала какие-то числа и годы, говорила о гигантских квотах, выделенных на проведение подобных опытов, и о врачах, соревнующихся друг с другом за получение этих квот. Но я запомнила только два числа: пятьдесят тысяч и один.

Пятьдесят тысяч операций всего лишь за один год.

Каким-то образом — не думаю, что я когда-нибудь пойму, как мне это удалось, — мои руки сами собой стали поспешно засовывать листки бумаги обратно в конверт, и я швырнула его на стол в лужицу разноцветного света, словно он мог меня обжечь, если б я хоть на секунду дольше подержала его в руках. Впрочем, лицо мое и так уже горело от стыда — мне было невероятно стыдно из-за того, что я позволила себе усомниться в правдивости бабушкиных слов.

— Я слышу тебя, Ома. Я очень хорошо тебя слышу.