Мастер-класс

— Ох, Лени, в то лето в Женеве собрались сотни самых разных людей. Видишь ли, там состоялась Всемирная конференция по проблемам народонаселения. Миссис Сангер как раз была среди организаторов этой конференции, а моего двоюродного деда она попросила на ней председательствовать. Он был очень влиятельным человеком. А потом целых пятнадцать лет возглавлял Институт имени кайзера Вильгельма.

— А что это был за институт? Что-то связанное с медициной, да? — спросила я.

Этот мой вопрос так рассмешил Ому, что у нее началось что-то вроде припадка, она даже пополам от смеха согнулась, и в итоге мой отец стал мягко похлопывать ее по спине, а мама принесла ей вместо шнапса стакан воды. Я даже немного испугалась, правда, не знаю, что испугало меня больше — этот, можно сказать, нервный припадок или то, что такой смех вызывают вещи, над которыми смеяться уж точно не стоит. Отсмеявшись, бабушка пояснила:

— В этом институте, разумеется, было полно больных людей. И по большей части это те, кто там работал. А также те, кто им помогал. Магнуссен. Менгеле[25]. И этот американец Чарлз Давенпорт. Мне всегда казалось странным, что именно человек по имени Эуген[26], — бабуля произносила это имя как «Ой-гейн», — стал директором подобного института. Так что теперь ты знаешь, Герхард. — Она повернулась к моему отцу и пожала плечами.

Папа недоумевающе покачал головой.

— Что я знаю?

Ома, безучастно смотревшая в пространство, вдруг резко выпрямилась.

— Что твой двоюродный прадед был одним из тех, кто стоял за уничтожением миллионов людей! Его имя было Эуген Фишер. Да, я понимаю: теперь ты пытаешься понять, зачем я сохранила эту фамилию. Но это совсем другая история и для другого раза. А сейчас мне совершенно необходимо лечь в постель и немного поспать.

У меня вдруг возникло такое ощущение, словно температура в комнате резко упала. Мои родители тоже обменивались смущенными взглядами. Папа помог бабушке подняться, а я тем временем перебирала в памяти разные имена — монстров из не такого уж далекого прошлого, активистов, загримированных под героев. Тех, кто породил способы создания «достойных семей», которые слишком многих в итоге привели к гибели.

Прежде чем Ома успела скрыться за дверью своей спальни, я успела сказать:

— Но здесь-то этого не должно бы случиться. Мы все-таки в Соединенных Штатах, а не в Германии.

— Ах, девочка моя дорогая, — вздохнула Ома. — А где же, как ты думаешь, мой двоюродный дед Эуген подцепил эту гениальную идею?

Когда мы остались одни, мама тихонько сказала мне:

— Ей становится все хуже. Правда ведь, Герхард? Сперва были только бесконечные истории о подруге детства Мириам, затем начались демонстрации фашистской формы…

— Она вам об этом рассказывала? — удивилась я. — А мне она сказала, что никому и никогда об этом не говорила.

Мама убрала бабушкин стакан и достала три чистых — для нас. И в каждый налила изрядную дозу шнапса. Впрочем, к своему она даже не притронулась и некоторое время нервно ходила взад-вперед по комнате, сцепив за спиной руки.

— Она миллион раз рассказывала нам эту историю. И каждый раз по-разному. То эта форма принадлежала не ей, а какой-то другой девушке. То она нашла ее на гаражной распродаже. То купила на «eBay». Самый последний вариант — это ее собственная форма. — Мама повернулась к отцу. — Мне очень жаль, Герхард, но, по-моему, пора снова обратиться к врачу. Мы слишком долго это откладывали.

— А насчет своего двоюродного дедушки она что, тоже выдумала? — спросила я.

— Не знаю. Может, и выдумала. — Мама перестала ходить, потом снова начала. — В последний раз, когда она вздумала рассказать нам о той поездке в Женеву, она бормотала до тех пор, пока дар речи не утратила. Доктор Мендес говорит, чтобы мы отвлекали ее всякими веселыми шутками, не давали ей взвинчивать себя. Ну вот мы и стараемся. — Мама как-то нерешительно пожала плечами в знак того, что больше ей сказать нечего. — Ну, хорошо. Кто мне поможет начистить к обеду картошки?

Естественно, я тут же вызвалась, и некоторое время мы беседовали о куда более приятных вещах, чем провалившие тест дочери и выжившие из ума бабушки. И все же облако сомнений и тревог, со вчерашнего дня повисшее надо мною, так за эти несколько часов и не рассеялось.

Глава двадцать восьмая

Дело не в том, что я не поверила бабушке, но все же я до глубокой ночи торчала за компьютером, выискивая сведения о тех людях, имена которых нашла в старых книгах Малколма и в журнальных статьях. В час ночи, когда мой мозг уже плавился от обилия информации — имен, географических названий, дат, — в гостиную спустилась мама и буквально силой заставила меня лечь в постель. Папа был настолько встревожен новой активностью Омы, что ни за обедом, ни после него в наших разговорах практически не участвовал. Он только позвонил Малколму и весьма лаконично и холодно сообщил, что я останусь у них ночевать и прямо с утра поеду в школу — проходить очередной Q-тест для преподавателей. Похоже, с той стороны ответ был столь же прохладный, так что разговаривали они совсем недолго.