Мастер крушений

– Все дело в партнерше, – объяснил Тибо с широкой улыбкой.

Адмирал недовольно поджал губы: от таких улыбок хорошего не жди!

Эма тем временем решила, что надежным убежищем для нее будет лазарет. Лукас встретил ее молчанием и продолжил клеить ярлыки на склянки с мазями. Неловкую тишину нарушили вопли Проказы, который появился, отодвинув грязную занавеску. Он вывихнул себе плечо. Лицо, смазанное толстым слоем жира, было бледным как полотно. Фельдшер силой усадил его на табурет.

– Хватит скулить, – сказал он. – Утром кто громче всех смеялся? Ну-ка, Эма, вправь ему руку, заодно и счеты сведешь.

Эма встала позади Проказы и резким точным движением дернула руку. Ну и боль! Сустав встал на место, и плечо перестало болеть. Марсовой бухнулся перед Эмой на колени. По сальной щеке потекла слеза.

– Пошел отсюда, – распорядился Лукас. – Три дня без гамака. Спать на полу, на спине, а сейчас прочь из лазарета.

Занавеску в лазарет отодвигали только страждущие. И приходили, когда терпеть становилось невмочь. Больных Лукас передавал в руки Эме, желая, чтобы они прониклись к ней уважением.

Пришел баталёр.

– Зуб ни к черту, весь сгнил. Возьми большие щипцы, Эма. Его нужно вырвать.

Старшему матросу:

– Придется наложить шов, старина, хотя Эма терпеть не может шить и осталась у нас только леска.

Коку:

– Так, нарыв? Ну-ка покажи ягодицу. Ну что, Эма, вскрываем? Готовь скальпель.

У Гийома Лебеля в каюте всегда царил кавардак, и он предпочитал заполнять журнал в закутке рядом с лазаретом, где стоял массивный стол, приколоченный к полу здоровенными гвоздями. Сценки в лазарете его очень забавляли. Когда адмирал спросил у него, как, по его мнению, выкрутится юнга, он ответил:

– Лукас изо всех сил старается. И больше проблем не у юнги, а у парней. Так мне кажется.

День выдался тяжелый для всех, и Эма предпочла ужинать на кухне, не желая получить очередную порцию насмешек. После ужина она поднялась на верхнюю палубу, где так и задувал пронизывающий ветер. Пришлось поплотнее закутаться в плащ, который доходил ей до самых щиколоток. Ветер играл ее волосами, обдавал морскими брызгами, даже на губах Эма чувствовала соль. Она перегнулась через леер и стала наблюдать за дельфинами, которые сопровождали «Изабеллу».

Кстати, о сопровождении…

Эма очень сожалела, что увлеклась танцами. До того увлеклась, что забыла обо всем. Позволила чужим рукам приручить себя, почувствовала доверие. Доверие? Это самая большая опасность. Бдительность всегда была ее верным стражем. И как мучительно было снова вернуться на шхуну. Да и есть ли на свете место, где она почувствует себя дома? Где будет сама собой? Где не понадобится ничего скрывать?

Из-за ветра Эма не услышала шагов принца Тибо, который тоже поднялся на верхнюю палубу. Как она, он подошел к лееру и стоял, сунув руки в карманы, на почтительном от нее расстоянии. Принц тоже смотрел на серебристых дельфинов, которые то подплывали, то уплывали от «Изабеллы». А Эма прилагала невероятные усилия, чтобы и дальше делать вид, будто его не замечает. Ветер свистел у них в ушах. Тибо поднял воротник и закричал во весь голос, чтобы быть услышанным:

– Меня попросили принять решение о твоем пребывании на корабле, юнга.

– Конечно, ваше высочество, – отозвалась Эма, глядя на морские волны.

– Я считаю, что решение должно быть за тобой.

– Я все сказала, принц. Как только найду свою сестру…

– Эма, у тебя больше нет необходимости лгать.

Она помолчала, потом указала на дельфинов:

– Они ведь играют, принц. И так красиво.

– Да.

– Они поплывут с нами на север?

– Нет. Думаю, мы видим их в последний раз.

Принц Тибо подождал еще немного. Эма молчала, и тогда он сказал:

– Выбери страну.

– Больше всего мне нравится мирное королевство, ваше высочество.

У Тибо защемило сердце. Мерцание, счастье, боль. Бриллианты брызг, играющие дельфины… Сильнее всего на свете ему хотелось привезти Эму в Королевство Краеугольного Камня. Но в самом этом желании таилось что-то жуткое.

– Неужели? – спросил он. – Но оно так далеко.

Эма повернулась к нему и посмотрела простодушно:

– От чего далеко, принц?

Принц Тибо растерялся и не знал, что ответить.

– Сорок дней в зоопарке можно вынести?

– За все нужно платить, выше высочество.

– Что ж, если так…

Тибо помолчал.

– Эма! Это ведь твой портрет в медальоне?

Лицо ее приняло упрямое выражение, то самое, оно говорило само за себя.

– Это подарок моей матери, – сказала и замолчала.

Тибо еще глубже засунул руки в карманы. Он ждал, что Эма скажет о себе еще хоть несколько слов. Но она заговорила, опять переменив тему разговора:

– Сколько у нас еще остановок?

– Три.

Ветер унес ответ Тибо неведомо куда.

– Я не услышала, ваше высочество.

– Три.

Следующая остановка будет еще неприятнее. Государь Ламота презирал музыку, но обожал пиры. Он кормил гостей до отвала, поил допьяна, дожидаясь их откровений, чтобы потом шантажировать. Дипломаты на его праздниках губили свою карьеру, короли подвергали опасности трон, сами того не замечая.

– В Ламоте не танцуют, – сказал принц Тибо. – Но, если хочешь, можешь меня сопровождать.