Мастер Мартин-Бочар и его подмастерья

— Да, правда! — и исполнил то, что ему было велено.

Роза, как всегда, когда она посещала мастерскую, села на маленькую бочку, которую Рейнхольд тщательно обтер, а Фридрих подвинул. Оба — так приказал им мастер Мартин — снова запели ту прекрасную песню, которую прервал неистовый Конрад, молча работавший теперь у своего фуганка и совершенно погруженный в себя.

Когда песня была допета, мастер Мартин молвил:

— Небо наделило вас прекрасным даром, дорогие мои подмастерья! Вы и не поверите, как высоко я чту дивное искусство пения. Я ведь тоже когда-то хотел стать мастером пения, но дело совсем не шло на лад, как я ни старался. Несмотря на все мои усилия, только шутки и насмешки выпадали мне на долю. В вольном пении, бывало, то неверно поставишь лишний слог, то убавишь слог, где не надо, то согрешишь против правил стиха, то выберешь не то словечко, а то и с напева совсем собьешься. Что ж, у вас это лучше выходит; словом, как говорится, чего не может мастер, то сделают его подмастерья. В воскресенье, как всегда, после проповеди в церкви святой Екатерины будут состязаться мастера пения, и вы оба, Рейнхольд и Фридрих, можете вашим чудным искусством заслужить честь и похвалу, ибо до главного состязания будет вольное пение, в котором вы, как и всякий посторонний, умеющий петь, свободно можете принять участие. Ну, друг Конрад, — мастер Мартин обратился с этим восклицанием в сторону фуганка, — ну, друг Конрад, не хотите ли и вы взойти на помост для певцов и спеть вашу прекрасную охотничью песню?

— Не смейтесь, — отвечал Конрад, не поднимая глаз, — не смейтесь, дорогой хозяин, — всякому свое место. Пока вы будете утешаться пением мастеров, я позабавлюсь на городском лугу.

Случилось так, как предполагал мастер Мартин. Рейнхольд взошел на кафедру и спел песни на разные лады, порадовавшие всех мастеров пения, хотя они и нашли, что певец заслуживает упрека, если не в ошибке, то в какой-то иноземной манере, про которую они и сами не могли бы сказать, в чем она, собственно, состоит. Вскоре затем на кафедру поднялся Фридрих, снял шапочку и через несколько секунд, посмотрев вперед, а потом бросив на собравшихся взгляд, который, точно жгучей стрелой, вонзился в грудь прелестной Розы, так что она глубоко вздохнула, запел столь чудесную песню в нежном тоне Генриха Фрауэнлоба, что все мастера единодушно сознались в своем бессилии превзойти молодого подмастерья.

Когда наступил вечер и пение кончилось, мастер Мартин, чтобы вполне насладиться погодою, беспечно и весело отправился с Розою на городской луг. Обоим подмастерьям — Рейнхольду и Фридриху — позволено было сопутствовать им. Роза шла посреди них. Фридрих, сиявший от похвалы мастеров, в блаженном опьянении, решился сказать несколько смелых слов, которые Роза, стыдливо опустив глаза, казалось, не хотела слушать. Она охотнее обращалась к Рейнхольду, который, по своему обыкновению, болтал о всяких веселых вещах и не постеснялся взять Розу под руку. Уже издали услышали они ликующий шум, доносившийся с городского луга. Подойдя к тому месту, где юноши забавлялись разными играми, между прочим и рыцарскими, они услышали, как народ то и дело восклицает:

— Победил, победил… Опять он, силач!.. Да, с ним никто не справится!

Когда мастер Мартин протеснился сквозь толпу вперед, он увидел, что все похвалы, все ликованье народа относились не к кому иному, как к его же подмастерью Конраду. В беге, в кулачном бою, в метании копья он превзошел всех других. Как раз когда подошел мастер Мартин, Конрад громко вопрошал, не хочет ли кто помериться с ним силами в веселой боевой игре тупыми мечами. Несколько отважных юношей-патрициев, привычных к этой рыцарской игре, приняли вызов. Но немного времени прошло, как Конрад и тут без особого труда и напряжения победил всех своих противников, так что похвалам его ловкости и силе не было конца.

Солнце зашло, закат погас, и сумерки быстро наступили. Мастер Мартин, Роза и оба подмастерья расположились у журчащего родника. Рейнхольд рассказывал много чудесного о далекой Италии, а Фридрих безмолвно и блаженно смотрел в глаза прелестной Розе. Тут подошел Конрад робкими, неуверенными шагами, как будто сам не зная, присоединиться ли ему к ним. Мастер Мартин стал звать его:

— Что ж, Конрад, подходите. Вы храбро отличились на лугу, — это я люблю в своих подмастерьях, это им и подобает. Не бойтесь, садитесь к нам сюда, я это позволяю!

Конрад бросил пронзительный взгляд на хозяина, милостиво кивавшего головой, и глухо молвил:

— Вас-то я нисколько не боюсь, я вас не спрашивал, можно ли мне здесь сесть, да и пришел я совсем не к вам. Всех моих противников победил я в веселой рыцарской игре, и вот хочется мне спросить вашу прекрасную дочь, не даст ли она мне в награду за веселую игру этот чудный букет, что у нее на груди.

С этими словами Конрад опустился перед Розой на одно колено, своими карими глазами, ясными и честными, посмотрел ей в лицо и стал просить:

— Так дайте же мне, милая Роза, этот чудный букет в награду за мою победу. Ведь вы не можете мне в этом отказать!