— Помню, как-то сам граф Лекоконский попросил меня сделать ему…
— Извините! — один из стажёров, набравшись смелости, вышел вперёд и перебил шефа. — Если вы не хотите говорить про обычную кулинарию, то, может, расскажете про мёртвых Богов… вас же…
Глаза Лебужона тут же вспыхнули яркими воспоминаниями.
— Да! — громко вскрикнул шеф. — Да! Я был там! Mon Dieu! Был одним из счастливчиков, который нашёл на теле одной из мертвых Богинь флакон с ней…
Голос Эркюля дрогнул, словно на смертном одре.
— … флакон с амброзией, — прошептал он. — Пищей богов, вкус которой не передать и сотней тысяч слов… Я как сейчас помню это золотое свечение вокруг неё, нежное, как кожа ангела… а аромат… чарующий, словно колыбельная матери. Это… это было прекрасно…
На глазах у Лебужона выступили слёзы.
— Эй, — произнесла уже другая стажерка. — Господин Лебужон… Вы чего?
— Если бы я тогда… при приготовлении ужина совету герцогов… не разбил флакон с граммом этого редчайшего блаженства… то меня бы не отправили в эту Академию, готовить этим проклятым студентам! — шеф горько вздохнул. — Что же… ладно, пойдёмте на кухню. Слишком больно вспоминать вкус амброзии и понимать, что я никогда больше даже не увижу её издали.
Лебужон уверенно зашагал вперёд, прошел мимо стажеров и толкнул дверь на кухню.
И тут же его брови гневно нахмурились. Что? Почему? На кухне был посторонний?!
Шеф уже хотел было начать громкую тираду о недопустимости всяких проходимцев в святая святых… но в этот момент ему в нос ударил знакомый запах.
Чарующий, словно колыбельная матери.
Эркюль Лебужон на ватных ногах, едва не теряя сознание, подошёл к незнакомому парню, что стоял около плиты… и замер. Он не мог поверить своим глазам.
Золотое свечение из кастрюли. Нежное, как кожа ангела. Прекрасное, как…
Хлюп.
Глаза Лебужона распахнулись в ужасе.
Хлюп.
— О, шеф, привет! Ну как вам?
Одну руку парень протянул Лебужону для приветствия, второй же выдавливал в кастрюлю с амброзией, пищей Богов, пачку майонеза «Провансаль» шестидесятипроцентной жирности.
— Вроде бы ничего такое хрючево получается, да? — с улыбкой произнёс незнакомец.
…Антон Кислевский шагал по коридору в отвратительном настроении.
И почему отец вызвал его именно сегодня? Весь Орден мечников отрабатывает наказание; один он освобождён от него. И в итоге все опять будут говорить, что он «подмазанный», что к нему особое отношение, что его статут первого мечника — всего лишь политика…
Бесит!
К тому же, бесила Антона и предстоящая встреча с отцом. Заранее, ещё не начавшись. О чём он там может с ним говорить? Разумеется, снова об этой Анжеле, о чём же ещё. Отец вызвал его, чтобы вновь попытаться свести их, «вправить наследнику мозги»…
Как же всё это опостылело Антону.
Говоря по правде, ему опостылело… примерно вообще всё. Статус первого мечника и проистекающяя из него ответственность. Вечно ноющий брат. Вся эта Академия со всеми, кто в ней есть…
Кроме, пожалуй, этого Стерлинга. От него не веяло рутиной и обыденностью — напротив, это было что-то новенькое; с этим парнем что-то было крупно не так…
А впрочем, одного только Стерлинга явно было недостаточно, чтобы Антон перестал ощущать эту гнетущую тоску.
Толкнув двери, Антон вошёл в отцовский кабинет.
И тут же понял, что не угадал. Отец. Дядя. Секретарь отца. Их телохранители. В кабинете собрался целый консилиум, и все были напряжены, а озабоченные лица сразу показывали, что речь в разговоре пойдёт вовсе не о его невесте.
— Антон, — заговорил отец, когда парень подошёл к столу. — Кое-что… произошло. Серьёзное. Я посчитал, ты должен знать об этом.
Антон кивнул в ответ, внимательно глядя на отца.
— Первая застава на границе в Крестране. Та, где служил твой кузен, Артур…
«Служил»? Именно вот так, в прошедшем времени?
— … её больше нет, — заключил отец.
— В каком смысле? — не понял Антон.
— В самом прямом, — отец указал на коробку, лежащую на столе.
Сделав ещё два шага, Антон заглянул в неё.
Глаза его двоюродного брата безучастно смотрели в потолок; кровь на срезе шеи успела запечься, и потому была скорее бурой, чем алой. Как и та, что собралась вокруг знака, вырезанного на лбу: глаз, пронзённый стрелой.
Антон поднял голову на остальных; в глазах у дяди застыла живая боль, да и отцу явно эта новость не принесла никакой радости.
Наверное, и он должен ощущать нечто подобное.
Наверное.
Но почему же у него впервые за долгое время сердце в груди йокнуло от счастья?
Глава 9
Да, ладно. Признаю. Возможно, майонез — это не тот ингредиент, который будет уместно подчёркивать вкус амброзии. Но падать на колени и рыдать?
Я в недоумении уставился на Лебужона.
— Я обучу тебя всем секретам, я сделаю тебя своим су-шефом… мы будем кормить герцогов… — шеф говорил так быстро, что не успевал сам за собой.
Взгляд, свой впрочем он не мог оторвать от тарелки с только что приготовленной мною едой.
— … да что там кормить… Мы сами станем герцогами! Только молю! Молю! — он смотрел прямо на меня; глаза мужчины наливались слезами. — Скажи, как ты сделал амброзию! Дай вкусить… хотя бы ложку… хотя бы…
Ох. Я вздохнул.
Ну да, как я мог забыть.