– Вещи все новые, – обратила ее внимание Мирослава. – А новыми вещами она бы разбрасываться не стала. Если оставила – значит, точно собиралась вернуться. Эти туфли точно пожалела бы… Она их при мне купила и все жалела, что некуда надеть в нашу весеннюю слякоть. По квартире в них ходила… Тренировалась – видите, какой каблук!
– Туфли красивые, – задумчиво произнесла Александра.
Туфли и впрямь были модные и дорогие – из замши лососевого цвета, на тонкой десятисантиметровой шпильке. Наталья наверняка долго обдумывала такую покупку, для ее мизерного бюджета трата была огромной. «Возможно, потому она и не уплатила за февраль и март…» – подумала художница. Мирослава будто прочитала ее мысли:
– Я ни слова ей не сказала, когда она их купила в феврале, а мне денег не дала. Я же тоже была молодой, и ноги у меня не всегда волочились, как ватные. Двадцать лет назад и я танцевала, ходила на каблуках, жить хотела…
– Красивые, – повторила художница.
Ее сердце сжималось от смутной тревоги, все больше перераставшей в уверенность. «Она собиралась вернуться через неделю. Она бы обязательно вернулась, если бы могла! А если бы уезжала навсегда, положила бы туфли в сумку. Места они много не заняли бы, а бросать дорогую вещь, ради которой молодая девушка принесла такие жертвы, наверняка экономила на еде, не заплатила за квартиру… Она точно собиралась вернуться! Что ей могло помешать?!»
– Скажите, – Александра закрыла дверцы шкафа и подошла к хозяйке, – могли бы вы сдать мне эту комнату на месяц?
– Конечно, – удивленно и радостно ответила та, не медля ни секунды. – У меня как раз нет жильцов и пока не предвидится… Живите, если вам угодно, тут спокойно, тихо…
Взять деньги вперед она отказалась, мотивируя это тем, что Александра и так уплатила чужой долг.
– Живите! – повторила на прощанье Мирослава. – Я сразу вижу порядочного человека! Ведь я, знаете, могла бы неплохо зарабатывать, все до одной пустые комнаты сдавать, а тут их три! Но не хочется пускать бог знает кого. У меня ведь дочка… Сейчас такие времена… Вы-то будете жить одна?
– Я всегда одна! – шутливо улыбнулась Александра. Ее ответ вызвал полное одобрение хозяйки.
– Помяните мое слово, одной быть лучше! Когда мой зверь с перепоя умер, от сердца я свечку в церкви поставила, Бога благодарила… И не хотелось бы про всех мужиков плохо говорить, но опыт у меня такой: нашей сестре лучше держаться от них подальше! Неважно даже, замужем баба или так, любовь крутит… Как в той поговорке: хоть совой об пень, хоть пнем об сову, сове все едино – пропадать…
– И где же ты гуляешь, сокровище мое? – встретила ее упреком подруга, успевшая съесть обед и вновь сидевшая за работой в зале музея. – Я же тебе ясно сказала, в каком кафе буду ждать!
– Представь, никакого аппетита, – остановившись рядом, Александра мяла в пальцах клочок бумаги с адресом. – Я смотрю, ты вовсю продвигаешься… А мне сегодня и рисовать не хочется.
– Ты и правда, выглядишь как-то странно… – присмотревшись к ней, Татьяна положила уголек, которым заканчивала штриховку. – Заболела?
– Заболеваю… – пробормотала Александра. – Кажется…
Она и впрямь, ощущала себя так, словно ее поразил неведомый вирус – так часто бывало, когда она вела расследование. Голова гудела, глаза горели, словно художница не спала прошлую ночь, хотя она хорошо выспалась в поезде. Александра испытывала слабость и одновременно нездоровую взвинченность, которая заставляла ее непрестанно думать, действовать, двигаться. Ее мысли, как шарик ртути, брошенный наземь, то разбрызгивались мелкими каплями, то вновь собирались воедино.
– Знаешь, я, кажется, уеду ненадолго из города, – она услышала свой голос словно издалека, таким он был приглушенным, тусклым.
Татьяна всполошилась:
– В чем дело?! Куда ты собралась? Только что приехали! Не нравится в музее – идем на природу!
– Нет, это не связано с этюдами… Просто один знакомый давно просил навестить его. Я вспомнила, что он живет неподалеку.
– А я-то что делать буду?! – возмутилась подруга. – Ты меня сюда заманила, а теперь исчезаешь!
– Ты рисуй… Успокаивай нервы… гуляй побольше… – Александра растерла ладонью внезапно занывший висок. Боль была пока слабая, но знакомая – она предвещала сильный приступ мигрени. – Я уезжаю сейчас же и вернусь к вечеру.
Татьяна с минуту смотрела на нее, потом выразительно подняла брови:
– У тебя от меня какие-то тайны…
– Какие там тайны! – с тяжелым сердцем ответила Александра. – Одна суета…
…Она едва успела вскочить в проходящий брестский поезд. Билет пришлось покупать уже у контролера.
– Сколько ехать до Лунинца? – спросила Александра.
– Полтора часа.