— Возможно. Но службе безопасности этого знать не нужно, — отрезал я, открывая хранилище и извлекая из него все шкатулки и два кинжала в ножках, добытых на изнанке. Интересно, как собирается этот конструктор?
— Встретимся возле дома твоих родителей через час, — отвлёк он меня от созерцания клинков и положил свиток перемещения на стол. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Эфийский не обманул. Кинжал, который он передал, был подлинным. Ледяная аура, окутывающая его лезвие, была настолько сильной, что в кабинете стало градусов на пять холоднее. Действуя больше по наитию, я открыл все шкатулки и выложил клинки рядом друг с другом в центре комнаты. Они переливались разными цветами, а всплески ауры становились всё интенсивнее. Молнии, сгустки пламени, свист ветра, всё это бушевало в пределах кабинета, вплетаясь в водоворот, в центре которого находился я и все собранные мною кинжалы. Когда чёрный дым, отделившийся от клинка смерти, переплёлся с зелёным светом от кинжала жизни, все части клинка стихий пришли в движение, поднимаясь вверх, кружась в собственном вихре и постепенно ускоряясь настолько, что уже невозможно было разглядеть предметы. Неожиданно наступившая тишина заставила вздрогнуть. Поднятые вверх предметы, которых в помещении осталось не так уж и много после переезда Андрея в мой особняк начали беспорядочно падать вниз. Но мой взгляд был прикован к чёрному кинжалу, висевшему в воздухе прямо в центре кабинета. По всей его длине начиная от рукояти заканчивая лезвием, безостановочно пробегали разноцветные всполохи.
Я медленно подошёл к нему и протянул руку, перехватывая его за рукоять. Чувства могущества, которое описывал в своём дневнике Манулов, не было. Я ощущал, как он пытается воздействовать на меня, но все эти попытки мне без проблем удавалось подавить. Возможно, работать с ним мне будет куда проще, чем остальным счастливчикам до меня. Метнув его в сторону, я без труда переместился к нему, вспоминая уже забытые при этом действии ощущения.
Вложив его в ножны, которые остались от кинжала огня, и в которые он вошёл без какого-либо сопротивления, я подошёл к столу и разорвал свиток.
Оказавшись на крыльце дома, в котором когда-то нашёл старика Манулова, я огляделся. Всё пространство во дворе было перерыто, а в центре глубокой ямы располагался алтарь, точная копия того, что был в Норильске. Только пламя горело в десятки раз ярче.
Меня уже ждали. Я спустился вниз, приветствуя Совинского, в руках которого находился меч огнедемона, Зыкова и самого Шмелёва. Тину, укутанную в несколько шкур, я едва узнал и был рад, что она согласилась нам помочь.
— Вокруг пока чисто. Сиротский дом эвакуирован, так что, всё готово. Я никому не докладывал, чтобы не лезли и не мешали, даже если меня после такого самоуправства ждёт трибунал. — Сказал Шмелёв, глядя на меня. — Я предлагаю следующий план: Николай, как маг огня, займётся алтарём, мы с тобой и Зыковым в тот момент, когда огонь погаснет, перенесёмся на изнанку. Я займусь прислужником демона, а ты им самим. Под усилением от настолько сильного мага поддержки, думаю, справимся, — пояснил он, кивая в сторону Виктора.
— План хороший, но я, пожалуй, внесу свои коррективы, — холодный безэмоциональный голос разнёсся по двору, сопровождающийся раскатом грома в ночном небе. Из леса вышла тёмная фигура, в которой я узнал того самого мага, явившегося на турнир в академии. Он медленно подошёл к нам и рассмеялся. — Ну и живучие же вы. Наверное, это неприятная особенность всей вашей родни.
— Где моя жена? — спросил я, выходя к нему навстречу.
— О, не переживай. Она жива. У повелителя на неё свои планы. Правда, пришлось внести некоторые корректировки по времени появления его в этом ничтожном мире, но это того стоит, — я выдохнул, ощущая, как груз неизвестности сваливается с моих плеч. Ему не было повода мне лгать. Зачем, если он пришёл нас убить и помешать нашим планам.
— Кто ты такой? — спросил Шмелёв, также делая шаг вперёд. Краем глаза я заметил, как Совинский приблизился к карьеру и растворился в темноте.
— Я даже удивлён, что ты не догадался. Даже я почувствовал сходство нашей с тобой магии, — он сбросил капюшон, приближаясь к нам, выходя на свет от стоявших на земле светильников. Лицо мужчины было обезображено глубокими старыми рваными шрамами и ожогами. Красные огоньки глаз смотрелись зловеще, а ухмылка отталкивала, давая понять, что ничего хорошего нас не ждёт.
— Отец? — прошептал Шмелёв, округлив глаза и опуская руки, которые держал сложенными на груди. — Нет, этого не может быть. Ведь ты…