Мастер побега

– Война закончится и возобновится. Опять закончится и вспыхнет вновь. Война – всего лишь маска на лице молодого времени. Суть, которую она скрывает, не принимает вас. Вы изгнаны из будущего, рядовой Рэм Тану. Новая эпоха никогда не распахнет перед вами объятий с радушием и приязнью. Как же вам работать в полную силу?

Еще один печальный вздох. Но на этот раз – не Пестрого Мудреца. То над ним посмеиваются, то его жалеют…

– Я могу задать еще один вопрос?

Мемо не отвечает и не уходит. Тягостное молчание заполняет паузу. Далеко не сразу Рэм замечает, что Пестрый Мудрец странным образом… мелко дергается. Руки его заложены за спину, и некто, вцепившись в эти руки, трясет Мемо. Как видно, тайная персона нагло пытается вытрясти из Наставника неведомо какое позволение.

– Хорошо. Преодолевая склонности кабинетного ученого, вы обучились на фронте умело и хладнокровно жечь вражеские танки. Полагаю, подобного рода умение должно быть вознаграждено. Вам даруется еще один вопрос, рядовой Рэм Тану.

– А кто это у вас за спиной?

Вот глупость! Ну почему он задал самый дурацкий вопрос из всех возможных!?

– Вот самый мудрый вопрос из всех, какие вы могли задать! За мною тот, кто всегда находится здесь. Неподалеку от вас.

С этими словами Мемо отходит в сторону.

– Дана? Дана!

Она улыбается, отдраивая люки глаз.

– Но почему ты с ним?

– Ты далековато от меня, Рэм…

Пестрый Мудрец кладет ей руки на плечи, резким движением притягивает к себе и целует в губы. Целует совершенно особенным образом будто Дана рассказала ему про… все… про самого Рэма, про то, как Рэм ее целовал… Мемо выучился точно тому же, и теперь это вошло у него в привычку. Нынче он большой специалист по поцелуям в стиле Рэма!

В ярости Рэм отбрасывает проклятый стол и делает шаг в сторону Даны…

Он получает болезненный тычок под ребра. Но как Мемо дотянулся до него, он же губ не отрывает…

О! Его опять пхнули в то же самое место… Э! Да он за такие…

Фильш говорит ему:

– Ты давай осторожнее! Разлегся и толкаешься…

За десять дней до того

Что именно продал ротмистр Чачу, у кого перед носом потрясал он револьвером или с кем он договаривался по-дружески, не знала ни одна собака Только остаткам истребительного батальона он выдал два ведра водки, полмешка сухарей и десять банок мясных консервов – по столовой ложке на рыло. Да это целое богатство для шестидесяти оборванцев, измученных и голодных!

Вот уже месяц они не получали харчей от интендантства Жили на хлебушке «от благодарного населения», которое выражало свою благодарность не торопясь и без большой охоты. Иногда приходилось убеждать…

Их давно свели бы в роту, если бы 4-я пехотная дивизия 2-го корпуса сама не уменьшилась до численности штатного батальона… Шестьдесят с лишком штыков – самый полнокровный батальон во всей дивизии. И ему наконец-то дали отдохнуть: отвели на переформирование в тыл.

А там, в тылу, – пусто. Лагерь в степи, огромные палатки, рассчитанные каждая на целую роту штатного состава, и – никого. Только комендант в чине прим-лейтенанта да еще десяток инвалидов, отставленных от действительной строевой и получивших задание поддерживать в лагере дисциплину. Комендантские боятся фронтовых частей до содрогания. Еще – фельдшер, сумрачно дрейфующий от похмелья к похмелью.

Жратвы нет. На завтрак нет, на обед нет и на ужин нет, и на сухпаек тоже ничего не выдали.

Мундиров новых нет.

Сапоги новые – и те «будут своевременно доставлены, но в данный момент отсутствуют».

Воду приходится таскать в больших железных канистрах из сельского колодца, расположенного в часе пешего хода от лагеря.

Палатки наполнены армиями кусачих мух, обалдевших от злости в преддверии холодов.

Только боезапаса – море…

Ротмистр Чачу не стал поднимать их с утра, дал отоспаться. День, целый день они ничего не делали, разве только латали дыры, одалживая иголки и нитки у тех, кто сохранил в ранцах этот нехитрый солдатский припас. Ну разве не счастье? Никуда не топать пёхом, не рыть траншеи, не нажимать на курок, выцеливая врага… ничего. Если бы еще харчишек выдали хоть на один жевок!

За два часа до отбоя – а в лагере отбой и подъем играл горнист, и по первости люди, прибывшие с передовой, вскакивали, с отвычки спрашивая друг у друга: что за хрень? – Чачу собрал их всех у поста № 1. В полном безветрии висело знамя Империи. Под ним стоял в парадной форме и с винтовкой на плече долговязый пожилой капрал. Перед часовым расхаживал Чачу, давно выбросивший свою трость за ненадобностью.

– Медведи, я провел с вами столько времени, что вы мне вроде медвежат. Вы мне по душе, ребята. Вы – настоящие герои, хотя некоторых давно пора казнить за раздолбайство…

В строю негромко захрюкали.