Мастер побега

Это было очень громко – аж глотка села – и очень странно. Наверное, просто дико. «Пусть думают, что это я рехнулся, а не все они».

– Ты… зачем это? Ты… – испуганно просипел огнеметчик, глядя на винтовку Рэма, направленную на него.

– Ма-алчать!

Огнеметчик заткнулся. Воцарилась тишина.

– Здесь будет порядок. Ясно? Среди нас будет порядок! – хрипло объявил Рэм Голосовые связки едва слушались его. – У нас есть совет солдатских депутатов, теперь он тут всем распоряжается. Ясно? Старший в совете – капрал Потту. Хотите жить, так слушайте Дэка.

Должно быть, от его голоса исходила какая-то магнетическая сила: весь батальон покорно посмотрел на капрала Потту. А тот произнес спокойно, деловито:

– Насчет совета всем встать в строй, сейчас узнаете о совете, кто еще не знает.

Хотя говорил он негромко, но услышал его каждый. Распавшаяся было шеренга восстановилась. Даже огнеметчик, и тот подчинился Дэку. Одному только Фильшу Дэк жестом запретил возвращаться в строй.

– Что сделано, то сделано. Ты нарушил волю совета Ты виновен. Но друг в друга стрелять мы не станем. Твое наказание, Фильш: лично, один, прямо сейчас, на этом месте, ты выроешь могилу для Козла, офицеров и попа. А потом забросаешь их землей, чтобы по-людски. Подчеркиваю: один. Ясно?

– Да. Но я… Я же раненый…

– Выполнять!

Фильш склонил голову.

– Хорошо. Я все сделаю.

– А теперь обращаюсь к вам, братья… – заговорил Дэк, повернувшись к батальону.

И он коротко, ясно и просто разъяснил: у нас бунт, мы убили офицера и собираемся дезертировать с фронта; еще у нас есть совет, и если кто хочет сам о себе позаботиться – скатертью дорога, а остальным совет теперь будет вместе комбата, комроты, а заодно и мамы с папой. Вопросы есть?

– Насчет пожрать… – неуверенно вякнул кто-то.

– Пожрать будет сегодня же вечером, если не оплошаете.

– А комендантские?

– Да они к нам не сунутся. Будут сидеть тихо и делать вид, что их нет.

– Нас всех поставят к стенке!

– Ты, хрен знаменосный, если хочешь, становись к стенке. А мы туда не собираемся. Нет больше вопросов?

И пока все молчали, собираясь с мыслями, Дэк сказал:

– Значит, нет. Отлично. Собрать имущество, оружие и снаряжение. Запастись водой. Каждому! Быть готовыми к походу. Мы выступаем очень скоро – пока за нами не явились с пулеметами. Ждать никого не будем Разойтись до распоряжений, далеко от батальонной палатки не отходить!

И народ, растерянно булькая, разбрелся.

Фильш рыл яму, обильно проливая пот. Охал, стонал, хватался за ухо, но рыл. На совесть рыл, без дураков. Понимал. «Первый опыт революционной сознательности: чуть что не так, свои же прихлопнут, как муху, – уныло подумал Рэм, – Фильш усвоил. И все усвоили. Теперь с каждым новым раскладом надо будет в подробностях разбираться, кто чужой, а кто свой…»

Дэк подошел к нему, поблагодарил, по плечу хлопнул, а потом сказал: «Чувствую я, дружище, у тебя вопросов полна коробочка. Давай прямо сейчас. Здесь, при Фильше поговорим». – «А как же Толстый, как же стрелок?» – «Этим я с утра все разъяснил, они согласились».

Рэм почувствовал ревность: почему не ему первому друг Дэк… ладно, разберемся.

Толстый подошел к телу Козла, оглядел, потюкал носком сапога в левый бок.

– С другой стороны, облегчение вышло… – рассудительно произнес он.

– А? – не понял Рэм.

– Да все равно своими руками прибил бы его. Надоел со своими бабами. Народу нужны дисциплина и нравственность. А если кто не понял, тому железный болт в задницу. Козел, он что?

– Что?

– Да он, брат, был хуже Фильша! – беспечально констатировал Толстый и пошел отбивать малахольного прапорщика у солдат, уже начавших куражиться над бывшим командиром.

Трудный у Рэма вышел разговор со старым другом Дэком.

– …Чем заняться? Я тебе скажу, дружище. Для начала зайти на интендантские склады. Они у нас в тылу, полдня пешего ходу. Всего ничего. Там и харч, и водка, и новые сапоги, и прочие нужные для нас, нищих и убогих, вещички. Вот только не добираются они до нас почему-то. Должно быть, потому, что до жучков на толкучках при железнодорожных станциях они очень хорошо добираются. А какая вещь туда добралась, та к бессловесной солдатской скотинке уже не доедет.

– Ты соображаешь, о чем говоришь, Дэк? Кто тебя до складского имущества допустит?

– Я, видишь ты, за справедливость, рядовой Тану. Мне харчомное довольствие не выдадено за месяц, денежное – за два, а вещевое аж за год. Антидот против радиации мы вообще ни разу не видели. Ты думаешь, мы далеко от мест, куда атомные бомбы падали? Толстый – из ваших, из физиков, так он говорит – не больно-то далеко, досталось нам! А знаешь, сколько мы отмотали на передовой без всякой смены? Три с половиной срока. Как это теперь мне, заслуженному ветерану, капралу истребительно-противотанковых войск, не выдадут то, что мне по закону положено? Особенно если я прогуляюсь туда вместе с тобой, рядовой Тану. Ты ведь тоже интендантской сволочью не обласканный, верно? Вот и получишь свое.

– Обоих нас пристрелят, Дэк.