Инциденты вроде этого приводят интеллектуалов в замешательство. Что произошло? Ма-цзы продемонстрировал ему, что Бодхидхарма пришел убить ваше эго, освободить вас от страха смерти. Он пнул его ногой в грудь, свалил наземь. Это было так странно и так внезапно, этого не ожидали. Он задал простой, обыденный вопрос; любой интеллектуал мог бы объяснить, почему Бодхидхарма пришел в Китай — распространять буддизм, распространять послание великого мастера. Но никто и подумать не мог, что Ма-цзы сделает так по отношению к бедному вопрошавшему, и это было так внезапно, так непредсказуемо... но это только для нас внезапно и непредсказуемо; Ма-цзы смог разглядеть готовность этого человека, зрелость... что тот нуждается лишь в небольшом толчке, что этот момент нельзя упускать. Пинок в грудь и повергание его наземь могут полностью остановить функционирование его ума, — ведь это было так неожиданно и странно. В такой остановке ума — освобождение. Внезапно, и гусь снаружи! Шуэй Лао стал просветленным!
Это совсем как собака, которая зимним утром на теплом солнышке тихо сидит, глядя на свой хвост, как вдруг ей приспичило поймать его. Она пытается по-всякому, и чем больше она пытается, тем более вызывающим это становится, потому что хвост тут же отскакивает. Чем скорее она прыгает, тем скорее хвост отскакивает — и расстояние остается тем же. Стоя рядом, вы будете смеяться: «Глупая собака! Хвост принадлежит ей; нет необходимости хватать его — и не таким способом...»
Ваше просветление принадлежит вам.
Нет необходимости искать и исследовать.
Вы — это оно. Это не достижение.
Это только признание — отсюда и смех.
Естественно, люди, не приученные к дзэнской традиции, будут шокированы таким поведением. Если я вдруг ударю Манишу здесь и сейчас, — хоть она еще и не готова, — но если я ударю, разве вы поймете? Вы подумаете: «Этот человек сошел с ума». Вы подумаете: «Мы уже и так знали, что он был сумасшедшим; теперь он перешел все границы». А с завтрашнего дня те, кто сидят впереди, будут оставаться алертными: в любой момент...
И это таки произойдет, потому что я не намерен оставлять этот мир, пока не сделаю больше просветленных людей, чем Гаутама Будда. Я наблюдаю, кто растит крылья, кто готовится быть битым — так что не удивляйтесь. А когда кто-то получает удар, радуйтесь происходящему! Этот человек стал просветленным.
Но люди, которые не в глубоком резонансе с дзэном, не будут способны понимать это — индуисты или мусульмане, христиане или иудеи, — поскольку нет ничего подобного этому во всей их истории. Вся их история это, более или менее, просто интеллектуальная гимнастика.
Дзэн абсолютно экзистенциален. Мастер там не только обучает вас определенным доктринам; он должен освободить вас из тюрьмы, которую вы сами создали. Любые произвольные необходимые целесообразные методы, — его не беспокоит то, что люди будут думать о них, — он воспользуется ими. Никогда не бывало существ более сострадательных, чем Дзэнские мастера. Это великое сострадание Ма-цзы; а иначе кого это интересует? Он же мог просто ответить на вопрос, и все было бы кончено. Он предпринял такое большое усилие — ударил этого человека, свалил его наземь. И тут не только сострадательность Ма-цзы...
Шуэй Лао тоже отличается огромным пониманием. Если бы такое произошло с тем, кто не был готов, он мог бы затеять драку или разозлиться, заявляя: «Это же полный абсурд! Я задаю вопрос, а ты бьешь меня». Однако он принял удар точно так же, как Махакашьяпа принимал цветок лотоса, — даже еще красивее:
Нет другого вопроса... все разрешилось. Его вышибли из гнезда, теперь его крылья раскрылись в небе. Теперь он может перелететь на солнце. Теперь нет больше никаких границ. И Шуэй Лао вспоминал это событие всю свою жизнь — даже когда стал великим, уважаемым мастером, — говоря: «Величайшей вещью в моей жизни был пинок, который Ма-цзы дал мне. Я не переставал смеяться с той поры».