Читаем Мастер серийного самосочинения Андрей Белый полностью

Николай Аполлонович отвергает человека вообще (мужчину ли, женщину ли) – как продукт порождения: «<…> Коленька понял, что все, что ни есть на свете живого, – “отродье”, что людей-то и нет, потому что они – “порождения” <…>»[549].

Николай Аполлонович отказывается от пола. Он не хочет быть мужчиной, не хочет быть женщиной, не хочет быть андрогином – сочетанием мужского тела с дамскими замашками. Другой герой Белого, профессор Коробкин из «Московского чудака», в некотором роде достигает в некоторые моменты состояния бесполого существа, действия которого автор описывает в среднем роде: «сидело», «кушало», «бродило»[550]. Николай же Аполлонович идет дальше. Поскольку человек является носителем пола, продуктом и средством продолжения рода, он отказывается быть телесным существом вообще. Для этого существуют серьезные предпосылки.

Противоестественность отношений сына с родителями далеко выходит за возрастные и семантические пределы Эдипова комплекса. Она детерминирует движения души не только маленького Коленьки, но и взрослого Николая Аполлоновича. Когда отец объясняет, что измену матери не обсуждал с ним, считаясь с «естественными чувствами» сына, сына переворачивает: «Естественным чувствам! Чувства эти были во всяком случае неестественны…»[551] Семейный треугольник нарисован в «Петербурге» не так, как в саге о Котике или мемуарах:

<…> Аполлон Аполлонович Аблеухов, уже статский советник, совершил гнусный, формою оправданный акт: изнасиловал девушку; насильничество продолжалось года; а в одну из ночей зачат был Николай Аполлонович – между двух разнообразных улыбок: между улыбками похоти и покорности; удивительно ли, что Николай Аполлонович стал впоследствии сочетанием из отвращения, перепуга и похоти? Надо было бы тотчас же им приняться за совместное воспитание ужаса, порожденного ими: очеловечивать ужас.

Они же его раздували…[552]

Итоги дороманного вызревания ужасов в семействе резюмируются автором в одном предложении: «И раздувши до крайности ужас, поразбежались от ужаса; Аполлон Аполлонович – управлять российскими судьбами; Анна ж Петровна – удовлетворять половое влечение с Манталини (итальянским артистом); Николай Аполлонович – в философию <…>»[553].

Изначальная противоестественность мотивирует как психический склад, так и метафизическое самоопределение Николая Аполлоновича. Основные события романа, собственно, изображены как продукты работы деформированной души и отравленной мысли Аблеухова-младшего. Философ-трансценденталист с клубком «многообразнейших умственных интересов, перепутанных донельзя»[554], ведет непримиримую борьбу со всяким детерминизмом – онтологическим, природным, биологическим, социальным. Постепенно выясняется, что Николай Аполлонович пытается сбросить с себя, как змея слои старой кожи, не только все плотское, но все телесное, и все земное. Николай Аполлонович умудряется избавиться от едва ли не всех возможных человеческих отношений и едва ли не всех возможных социальных ролей. Чтобы очистить свое богоподобие от земных примесей, он проводит решительные операции: «<…> у себя в кабинете Николай Аполлонович совершал над собой террористические акты, – номер первый над номером вторым: социалист над дворянчиком; и мертвец над влюбленным <…>»[555].

Сблизившись (видимо, из личного метафизического интереса) с «одной легкомысленной партией» и взявшись поощрять ее терроризм рефератиками о ниспровержении всех ценностей, Николай Аполлонович перестает быть гражданином. «Вы – убежденнейший террорист, Николай Аполлонович»,[556] – с насмешкой, но не без основания напоминает ему Морковин.

Позабыв об университете, Николай Аполлонович перестает быть студентом. Он отрицает всякие обязанности, с утра никуда не спешит: «Два уже года Николай Аполлонович не поднимался раньше полудня»; «Кофе Николаю Аполлоновичу подавалось в постель»[557].

Возненавидев отца и совершив акт патрицидного обещания, Николай Аполлонович не желает быть сыном своего отца: «<…> Николай Аполлонович проклинал свое бренное существо и, поскольку он был образом и подобием отца, он проклял отца»[558].

Позабыв, за интенсивными занятиями мозговою игрой и играми красного шута, о матери, позабыв, как ее зовут, Николай Аполлонович перестает быть сыном своей матери. Семеныч ему докладывает о ее приезде – он не слышит, зевает. Семеныч докладывает вторично, барчуку в самое ухо:

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное